бы я хотела тебя убить, то подлила бы тебе яду и ничего не сказала. Раз я этого не сделала, более того, прихватила с собой противоядие, значит, игра для меня важнее мести. Вот доказательство: если ты выиграешь, то получишь от меня противоядие и продолжишь жить в полном здравии и разменяешь вторую сотню лет. А я… Тебе останется только избавиться от моего трупа. Кажется, на твоем огороде найдется местечко. Уверена, из меня получится первоклассный компост.
У нее всегда останется невероятная способность меня удивлять.
– Ну же, Моника, где твой азарт? Не знаю, какое еще доказательство моей готовности сыграть честно тебе предъявить, – говорит австралийка, играя с ампулой с зеленой флюоресцентной жидкостью.
– Зачем тебе такие ухищрения, Николь?
– Я же говорила, для меня адреналин и загадка, сопровождающие простую шахматную партию, превосходят ненависть к тебе и даже собственную волю к жизни.
Отбежавшие было от Николь кошки возвращаются, как будто чувствуют, что у их хозяйки пропали причины испытывать враждебность к гостье, не собирающейся уходить. За окном опять гремит гром, в этот раз от него дрожат стекла замка. Несколько молний подряд создают в комнате стробоскопический эффект, быстро перекидывающийся с одного предмета обстановки на другой.
Моника силится расшифровать выражение лица Николь, чтобы оценить искренность ее слов. У той удовлетворенно поблескивает ее бирюзовый глаз.
Осторожно взяв в руки часы, Николь поворачивает колесики на задней стенке.
– Играем один час?
Сколько в ней силы! Я вынуждена поверить своему заклятому врагу, это единственная моя надежда выжить в предстоящие шестьдесят минут.
– Пожалуй…
– То, что мы переживем за этот час, станет квинтэссенцией наших жизней, ты согласна? Сначала мы боремся с врагами ради торжества наших планов, потом нашим врагом становится время… В конечном счете нас побеждает то или другое.
– Я…
Что со мной, я уже не могу закончить фразу… Это волнение. Меня уже затапливает страх смерти, мешая связно мыслить.
– Извини, что нарушила спокойное течение твоей жизни. Мне правда очень жаль, Моника.
Я должна вырваться из этой западни.
– Наверное, ломаешь голову, как вырваться из западни? – догадывается Николь.
Своими догадками она действует мне на нервы.
– Что, если я откажусь играть?
– Тогда будет, как на турнире: мне засчитается выигрыш за неявкой соперника, я приму противоядие, а ты умрешь. Но не беспокойся, я гарантирую, что ты не испытаешь боли.
Один из котов начинает мяукать, словно побуждая Монику что-то сделать или что-то понять. Она нервно гладит кота.
– Насколько я понимаю, ты останешься верна традиции и будешь играть черными? – спрашивает ее Николь и, не дожидаясь ответа, поворачивает доску, чтобы играть белыми.
– Готова?
Она запускает правой рукой часы, берет свою центральную пешку и делает первый ход через клетку. Левой рукой она незаметно жмет на кнопочку на своей глазной повязке.
4
Вся партия – череда ужасных неожиданностей. Сплошные сюрпризы, трюки, ловушки. Противницы бьются не на жизнь, а на смерть.
Николь О’Коннор упивается каждым мгновением. Она уверена, что полностью владеет положением.
Больше всего ей нравится то, о чем Моника не догадывается: в этом смертном бою у нее есть сильный скрытый козырь. Это мини-камера в повязке на глазу. Она подключена к смартфону, тот – к спутнику связи, транслирующему их партию целому сообществу юзеров – поклонников шахмат. Она предложила им решать шахматную задачу под названием «одна против всех».
Тысячи шахматистов наблюдают благодаря камере Николь за происходящим на доске и решают голосованием, как лучше ответить на очередной ход черных. Результат голосования приходит на ее часы, она считывает его на циферблате.
Иными словами, с Моникой играет не сама Николь, а 13 тысяч страстных шахматистов, совместно определяющих, каким будет ее следующий ход. Моника полностью сосредоточена на шахматной доске и не обращает внимания на то, что Николь то и дело косится на свои часы.
Вот и поглядим, что лучше для победы: одиночество или… куча народу.
5
Тиканье часов разносится по всему замку.
Тик-так, тик-так.
Моника тяжело вздыхает. Она перестала понимать свою противницу. У нее впечатление, что у той полностью поменялся стиль, она приказывает себе скорее к нему адаптироваться.
Спокойнее. Не может быть, чтобы от этой партии зависела моя жизнь. Я нечетко мыслю, столько виски выпито! И не только мной, но и ею. Сейчас поглядим, кто из нас лучше переносит спиртное.
Тиканье часов кажется ей все более оглушительным.
Тик-так! Тик-так! ТИК!.. ТАК!.. ТИК!.. ТАК!.. ТИК!..……ТААК!..………ТИИИК!
Уставившись на Монику своим единственным глазом, Николь спрашивает:
– Что ты сказала в тот, последний раз? Вспомнила: Vulnerant omnes ultima necat. Все ранят, последняя убивает…
Благодарность
На мысль написать этот роман меня навел рассказ моего друга Жиля Мейлана. У него нет рук и ног, он перемещается в электрическом кресле, управляя им культей левой руки. Он поведал, как однажды испытал приступ дикой паники, когда оказался в толпе, внезапно хлынувшей на станцию «Шатле» после демонстрации у выхода с вокзала скоростных поездов «Фонтен дез Инносан»: «Когда сидишь, то ты ниже всех, люди думают, что там, где ты находишься, осталось пространство, и устремляются к тебе, чтобы пройти». Он представил себе, что будет, если его опрокинут и начнут топтать. Он спасся только благодаря умелому управлению своим креслом и удаче.
Я содрогнулся от его рассказа, почувствовав то, что он тогда пережил. Потом мне пришли на память те моменты, когда я сам оказывался в гуще толпы и боялся любого ее колебания, – так происходило, например, на рок-концертах. Вспомнились поездки в метро в часы пик, когда пассажиры прижимали меня к стеклам вагона. Как можно день за днем выдерживать эту пытку? А ведь давка усиливается при забастовках, когда количество составов метро сокращается до минимума.
Толпа вызывает страх. А коли так, стоит понять причину этого страха.
Во всяком случае, мне захотелось поразмыслить о достоинствах и недостатках скопления в определенном месте людей, одновременно совершающих одинаковые движения.
Я вспомнил лекции по социологии на юридическом факультете в Тулузе. Профессора цитировали книгу Гюстава Лебона «Психология масс». Я стал ее перечитывать и смотреть видеоролики ютюб-блогера Мехди Муссаида, автора книги «Фулоскопия. Что говорит о нас толпа» (Ce que la foule dit de nous, издательство Flammarion). Наконец, я подолгу спорил с Эмилем Серван-Шрейбером, изучающим коллективный разум, автором книги «Суперколлектив: новая сила разума» (Super-Collectif: la nouvelle puissance des intelligences, издательство Fayard).
На сегодня нас 8 миллиардов, и у меня крепнет впечатление, что люди все чаще норовят где-нибудь сгрудиться… к лучшему это или к худшему.
Хочу поблагодарить коллективный эгрегор моего издательства Albin Michel,
