лучших». По крайней мере, когда в сословном обществе не ладятся дела, всем понятно, кого винить.
– А мне была по душе «диктатура пролетариата», наилучший компромисс между централизованной властью и легитимностью, исходящей от народа, – говорит Николь.
– Допустим, но мне невыносимо было наблюдать, как ты защищаешь террористов ИРА. Дальше больше: ты взялась помогать Усаме бен Ладену, который приказывал побивать камнями неверных жен и обезглавливать гомосексуалистов.
– Для меня он был всего лишь человеком, которым легко вертеть, – уточняет Николь. – Скажи, как ты узнала, что за ним стояла я?
– Масуд предостерегал меня, что бен Ладен ударит по тем, кто ему помогал, – объясняет Моника. – Позже я узнала, что вы встречались – вряд ли для спора о статусе женщин на Ближнем Востоке.
– Как знать…
– Так или иначе я пришла к выводу, что в этом замешана ты, слишком все это сложно для людей в джеллабах, не умеющих даже… играть в шахматы.
Николь усмехается.
– Признаюсь, надо было все им разжевать, прежде чем они добились своего. Они террористы, им бы только убивать, тонкости им чужды. Пришлось растолковывать им каждый этап. Даже те из них, кто щеголял с университетским дипломом, были… мягко говоря, не семи пядей во лбу.
– По крайней мере, они были вполне мотивированы и легко поддавались манипуляциям.
– По Пентагону они, в сущности, промазали: сто двадцать пять погибших – это ни о чем. Не скрою, я планировала гораздо больше. Сильнее всего меня огорчило то, что среди убитых не оказалось тебя. Я очень надеялась, что ты не уйдешь оттуда живой.
Николь все более энергично гладит кота.
– Зачем было убивать Масуда? – интересуется Моника.
– Он давно все понял. К нему могли прислушаться. От умных врагов всегда надо избавляться. Да и бен Ладен его на дух не переносил, так что все сложилось удачно.
– Потом ты помогала разработкам иранской атомной бомбы. Что это, как не помощь авторитарной теократии? И как это сочетается с диктатурой пролетариата?
– Мне было не до мелочей, у меня было более глобальное видение. Они были врагами американцев и их союзников в регионе. Помощь Ирану способствовала равновесию страха.
Все больше кошек нюхают Николь и трутся о ее ноги.
– Две разные философии, два восприятия мира: коллектив и индивидуум. Наши видения дополняют одно другое. Ни ты, ни я не правы и не ошибаемся сразу во всем. Нам пришлось понять это на практике.
– Мы с тобой, как Инь и Ян, – подхватывает Моника.
– Не будь нас с тобой, события в мире развивались бы, наверное, менее… динамично?
Женщины смотрят друг на друга все пристальнее. Бирюзовый глаз играет в гляделки с двумя серебристыми глазами. Николь в очередной раз раскуривает свою сигару и выдыхает дым, распугивая кошек.
– Все равно одна выигрывает, другая проигрывает. Воля к победе – вот что заставляет преодолевать себя. Поэтому я должна тебе сообщить, что посетила тебя, чтобы сделать одно предложение…
Она медленно выпускает длинную струю табачного дыма и надолго замолкает. Слышен стук часов и треск огня в камине.
– Я вся внимание, – отзывается Моника.
– Хочешь сыграть напоследок партию в шахматы?
Моника тяжело вздыхает, внимательно смотрит на гостью, потом встает и идет за коробкой с шахматами.
– Почему бы нет?
– Эта доска маловата. У тебя не найдется побольше, с фигурами потяжелее? Как-никак, нам предстоит последняя партия. Ты не забыла о своем пристрастии к качеству фигур?
Моника поднимается на второй этаж и через минуту возвращается с гораздо более широкой доской и с большой деревянной коробкой. Она аккуратно стирает с нее пыль, откидывает крышку и достает первую резную шахматную фигуру.
– Это мой набор-люкс, я пользуюсь им только по особым случаям. Основание каждой фигуры для устойчивости утяжелено свинцом.
Николь взвешивает на ладони пешку, слона, короля.
– То, что надо. Думаю, это тот самый особый случай. – Не сводя глаз с Моники, она поднимает бокал и предлагает новый тост: – За нас обеих, пока мы друг дружку не прикончили!
– Решила меня напоить, чтобы я плохо играла?
Николь подмигивает ей.
– Это добавит пикантности. Хотя я знаю, что твой шотландский атавизм уравновешивается моим, ирландским. Среди наших предков было столько пьяниц, что мы рождаемся с печенью, готовой к переработке больших доз алкоголя без малейшего вреда для наших умственных способностей.
Старухи чокаются и залпом опрокидывают янтарный виски.
Выражение лица Николь вдруг меняется.
– Хочу предложить специальную ставку, это обострит нашу партию. – Она берет и поглаживает черного ферзя. – Ставку, которая послужит нам обеим настоящей мотивацией для выигрыша.
– Я и так вполне мотивирована, – предупреждает Моника.
Николь продолжает вертеть пальцами черного ферзя.
– Не спорю, но для пущей занимательности недостает исключительной ставки.
– Хочешь сыграть на деньги?
– Нет, лучше!
– Не понимаю…
– На жизнь.
Моника хмурит брови.
– Если я правильно тебя поняла, то ты и так обречена, у тебя же рак.
– Все верно.
– А я нет. Для тебя немедленная смерть стала бы всего лишь небольшим опережением предначертанного. Мы в разном положении по отношению к дальнейшему существованию.
– Ты так думаешь?
– Уверена.
– И все же…
Моника чувствует, что что-то здесь не так.
– Я предвидела твою реакцию, – продолжает Николь, – поэтому придумала план. Когда ты ушла наверх за шахматами…
О нет.
– …я воспользовалась тем, что осталась одна, не считая кошек, и подлила в бутылку яд, изделие химиков из ФСБ.
– Яд? Разве мы обе пили не из одной бутылки?
– Зная тебя, я не оставила тебе ни малейшей возможности разрушить мой план.
– Ты тоже выпила яд?
– Вот именно.
– Ты пила из своего бокала, я видела, ты не притворялась.
– Ты даже не представляешь, какие усилия я готова предпринять ради величия этого мгновения! Я ужасно азартная!
– И ты готова умереть от своего собственного яда?
– Я старательно его выбирала. Все будет совершенно безболезненно. Для меня это будет просто самоубийство во избежание мучений терминальной стадии. Но тебе, конечно, будет труднее.
Как я могла быть настолько наивной, как умудрилась пропустить этот удар? Это же надо было так сглупить!
– То есть я уже проиграла?
– Нет, потому что существует противоядие. – Николь достает ампулу с зеленой флюоресцентной жидкостью. – Вот оно.
Моника пытается выхватить у нее ампулу, но Николь начеку, она встает и держит ампулу в вытянутой руке, вне досягаемости.
– Замри, не то я брошу ее на пол и разобью. Тогда не выжить нам обеим.
Моника быстро соображает, что к чему.
– Ты явилась с целью меня убить, да? Я должна была догадаться, что бы ты ни болтала о взаимодополняемости и различиях в точках зрения. Ты всегда мечтала со мной расправиться.
– Ошибаешься. Если
