поднять любое настроение!» – думала я.
Отец носил наручные часы, которые пускали отличных зайчиков, и мы с младшей сестрой наперегонки бегали по комнате, подпрыгивая у стен, чтобы дотронуться до светлого пятнышка. Это было целое приключение!
Игра так нравилась нам, словно в этом действии – поймать солнечного зайчика – было заложено что-то очень важное. Потом я часто замечала, как взрослые люди, дотрагиваясь до солнечного лучика в этой игре, испытывали легкое состояние какого-то детского счастья. Трогая руками солнечные пятна, когда свет падает на ладонь, мы как будто трогаем солнце – оно своим лучом нежно прикасается к нам и согревает. Лежа на больничной кровати, я вдруг еще сильней захотела встать и поймать этот момент, в котором появляется чувство перманентного счастья. Необъяснимо, но это так. Может быть, это закладки в нашей генетике – радоваться солнцу…
«Зайцы – это хорошо, а что за проблемы с глотанием?» – вдруг подумала я; болевая действительность быстро вернула меня в здесь и сейчас. И что за трубки торчат из горла? С руками-то все понятно, они всегда словно гири по утру: приятный бонус от вечных проблем с венами и «точного» попадания в них медперсоналом. Я попробовала покрутить корпусом, задействовав Мадам Сижу, и заерзала в радиусе возможностей шевеления ограничивающей меня капельницы.
– Ну привет, почти год не виделись, уже успела поскучать о тебе. Тебе, видно, тоже невтерпёж было, – сказала я вслух стоящей рядом капельнице, разглядывая синяки на своих руках от многочисленных попыток поставить катер в мою вену. – Глаза двигаются! Зайцев солнечных видят! Уже жить можно, – добавила я вслух и попыталась повернуться на бок, лицом к входной двери.
Операция должна была быть не столь масштабной, – и потому, нащупав торчащие из шеи трубки, я испугалась. Как-то иначе я представляла секторальное вмешательство во вновь возникшую проблему моего здоровья. Да и предварительно проведенная успокоительная беседа с хирургом Николаем вселяла в меня оптимизм и веру в незначительную операцию, которую я даже не почувствую и весело затопаю по дорожке с удачей-Тотошкой под мышкой. Но, видимо, что-то пошло не так, как это обычно со мной и бывает, дорога к Гудвину оказалась тернистой. Похоже, я больше Страшила, раз не заметила быстроту развивающихся событий: как быстро меня оформили на «незначительную» операцию, как суетились с оформлением больничные бюрократы, не оставив врачам шансов на промедление. Хорошо, что я успела утром оставить записку Лере: мол, уехала на процедуру и к вечеру планирую быть дома. Ну хоть это удачно вышло: долгие проводы – лишние слезы.
«Схомячить бы что-нибудь», – подумала я. Неожиданно мой взор остановился на тарелке, стоящей на столе. На ней воцарился огромный кусок запечённой сёмги в окружении двух стоящих на подставках, словно гвардейцы, румяных булочек. Выглядело это все на столько аппетитно, что я решительно привстала, держась за прикроватную тумбу и попыталась сесть на кровати. «А движения не ловки, словно бы из мышеловки…» – назойливо крутился фрагмент некогда известной песни у меня в голове, помогая сделать еще один порыв и сместить свою тушку к концу кровати, став еще ближе к столу – и к вожделенному призу на тарелке.
Надо отметить, что до операции я решительно посадила себя на диету. Четырехгодичный прием гормональных таблеток после первой операции дал о себе знать, и я достаточно хорошо округлилась – размера на два в плюсе. Неожиданно разыгравшийся аппетит, словно беспощадный ефрейтор113 для новобранцев на полосе препятствий, гнал меня к заветной цели неведомой силой. Наконец, устроившись с тарелкой и вилкой в зубах на кровати, я перевела дух и осмотрела пройденный маршрут, очень гордясь собой. Орудовать вилкой не получалось, правая рука онемела и пальцы не хотели сжиматься вокруг рукояти с таким трудом добытого столового прибора.
«Жесткий все же народ немцы, как можно было в после операционное меню включить такие суровые, щедро запечённые коврижки», – думала я, с трудом глотая хрустящие булочки, стараясь контролировать непроизвольные желания протолкнуть кусочки в глотку пальцем. Рефлекс глотания мне давался с трудом. С рыбой проблем было меньше. Я, в очередной раз удивившись и порадовавшись хорошим условиям клиники для всех пациентов, независимо от платежеспособности, довольно урча, заканчивала трапезу, забыв про боль и дискомфорт…
Дверь в палату резко отворилась и в нее решительно вошел мой русскоговорящий хирург Николай, с ним – заведующий отделением хирургии и группа испуганных студентов в белых халатах. От неожиданности я быстро проглотила застрявший кусок булочки и, расправив торчащие из моей шеи дренажи114, стряхнула крошки с груди. После чего, приосанившись, села и произнесла:
– Guten Morgen Leute! Gutes Morden Leute!115 – последние слова округлили глаза присутствующих.
Взгляд хирурга Николая не предвещал ничего хорошего. Пара студентов за его спиной хихикнули, видя, как я тщетно пытаюсь сметать под кровать ногой предательски рассыпанные крошки.
– Ты что?! Булку тоже съела?! – словно зашипел на меня доктор Николай по-русски. – Ну ты даешь, мать, нет слов… Информация для тебя тогда будет без лишних книксенов, раз ты у нас такая… – не подобрав эпитет без фольклорного налета, он не договорил, просто повернулся к присутствующим и быстро охарактеризовал увиденное всеми на ёмком немецком языке. Суть его монолога сводилась к эпикризу: мол, пациент жив, живуч и, очевидно, будет жить дальше без вспомогательных питательных капельниц и зондов.
– Sehr gut… wunderschön… ohne Worte… ohne Worte!116 – неожиданно громко произнес врач с бейджиком заведующего отделением хирургии и резко вышел из палаты. Студенты испуганной стайкой оленей метнулись вслед за ним.
– У меня тоже нет слов… – закрывая за ушедшими дверь, сказал хирург Николай и повернулся ко мне.
Я уловила на его лице едва заметную улыбку.
– Значит, так, стальная леди, не умеющая кататься на велосипеде! – вспомнил он нашу беседу с его неумелым примером. Это была присказка о всех медведях, катающихся в цирке на велосипеде, и мое ответное смущенное признание: я, по-видимому, исключение и тот самый медведь – ибо не умею кататься на велосипеде. – Продолжая твою нить исключений из правил: и тут все у тебя без изменений! Я ознакомился с документами по первой операции – ты в лидерах на премию исключительности. Спешу обрадовать, в этой тоже не обошлось без приключений. Спасибо нашему пытливому лаборанту и пункции, взятой им у тебя с небольшим отклонением от привычного забора метки.
«Вот лоботряс! Охотник, блин… Неужто промазал все-таки? И потом они не то вырезали… провода еще эти торчат из горла, мешают…» – подумала я, не успев дослушать. Мое сердце бешено заколотилось в ожидании продолжения новой
