осматриваюсь по сторонам, надеясь отыскать укрытие. Хвост «Икаруса» выглядит безопасным. Я пробираюсь через обломки кабины и натыкаюсь на пилота. Вместо носа на его лице зияет пустота, дыра в голове заполнена начинающей замерзать кровью, из задней части черепа вытекает серое вещество. Вдалеке на другом конце снежного плато белеет крыло «Икаруса», прижатое стволом дерева.
Ветер срывает острые льдинки и швыряет мне в лицо. Может, среди обломков мне удастся найти теплые вещи? Острые куски металла цепляются за обнаженные руки и царапают кожу. Я достаю из груды вещей, куртку пилота и быстро натягиваю на себя. Мне сразу становится теплее. Наклоняюсь и морщусь от боли в ребрах. Быстро собираю остальные вещи в отдельную сумку. Трясу головой, избавляясь от слабости. Мои руки дрожат, и кожа становится ярко-красной.
— Помогите! — слышу женский голос, и дергаюсь, как от удара, — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!
Я выпрямляюсь и оглядываю обломки. Ветер и снег стирают очертания поверхности.
— Помогите! — крик становится громче, — Я здесь…
Замечаю чей-то силуэт, и мой пульс ускоряется. Я спешу на зов.
— Сейчас, — пожар поглощает сиденья, и едкий дым поднимается вверх. Снимаю свое пальто, и начинаю тушить огонь, — Я тебя вытащу, — от адреналина меня бросает в пот, и я не ощущаю холода.
Мне удается сбить пламя, дым рассеивается, но то, что я вижу, заставляет меня отшатнуться.
Сгорбленные поникшие плечи, серебристые волосы, прилипшие с сгустку крови на лбу, белая кожа и бесцветные ресницы. Она выглядит как приведение. Маленькое хрупкое приведение.
А еще лучше, как измененная.
— Пожалуйста, — молит она, — Помоги мне, — я смотрю в ее удивительного цвета глаза. Серые с явным фиолетовым оттенком, и делаю шаг назад. Я едва не спотыкаюсь о развалившиеся части грузового отсека.
Она взорвала «Икарус».
Внутренний голос шепчет, что слишком рискованно спасать ее — последствия могут быть непредсказуемы, но я игнорирую его.
Грудь сдавливает. Спасая измененную, я проклинаю отца, Клауса, оставившего меня одного и эту вершину, на которой я застрял. С трудом пробившись к хвосту «Икаруса», я укладываю измененную на креслах, она такая маленькая, что умещается на двух.
— Ты не должна спать, — от нервов мой голос звучит грубо, — Слышишь меня?
Она смеряет меня недовольным взглядом и бормочет что-то про Рай. Мои щеки горят. Уже второй изменённый заставляет меня стыдиться своего положения. Помявшись, я разглядываю рану на ее лбу, она выглядит неопасной, осторожно касаюсь лица — она вся горит. Я опять выбираюсь наружу. На меня градом сыплются белые хлопья. Надо как-то согреться. Мышцы на спине напрягаются. Я нахожу развороченный ударом чемодан Эммы. С дрожью в сердце подбираю ее вещи и возвращаюсь обратно.
Измененная лежит в позе эмбриона. Я сглатываю и подхожу к ней ближе. Очень осторожно надеваю на неё свитер Эммы. Подумав, надеваю еще один. Ее голова свешивается ко мне, и утыкается в мое плечо. Я убираю с ее лица спутанные пряди, и замечаю номер.
Мне хочется расспросить ее, зачем она взорвала «Икарус».
И…
… если она это сделала, то, что мне теперь с ней делать?
[1] Navette, Max, on doit aller à la navette — Челнок, Макс, нужно добраться до челнока
Глава 35
Лилит
Я чувствую сильный холод и ищу рукой своё покрывало. В это время года дома становится всё прохладнее. Мне нужно встать и убедиться, что Самара не сбросила с себя ворох одеял, которыми я укрываю ее каждую ночь. В последнее время, она спит очень неспокойно и мне приходится по несколько раз за ночь подходить к ней…
Я резко открываю глаза, утыкаюсь взглядом в ряд кресел с эмблемой корпорации. Усилием воли, я поднимаю руку, касаясь вышитого на ткани трилистника и с силой сжимаю ладонь.
«Сукин сын, — от ненависти к Призраку у меня темнеет в глазах, — сукин ты сын».
Я пробую встать, но меня удерживают ремни безопасности. Непослушными пальцами, отстегиваюсь и поднимаюсь на ноги. Босые подошвы касаются мягкого ворса ковра и я не сразу чувствую боль в порезах. В салоне никого кроме меня. От вида пустых темно-коричневых кресел мне становится не по себе.
— Эй, — зову я охрипшим голосом, — Меня кто-нибудь слышит? — я медленно продвигаюсь по салону, — Есть здесь кто-нибудь! — ору я, отчаянно прислушиваясь.
Никого. Ни шагов. Ни голосов. Только шум работающих двигателей.
Сколько я пробыла в отключке? Час? Два? Или больше?
Чтобы Призрак не задумал, на высоте девяти тысяч метров остаться в живых практически невозможно. От этой мысли сердце пронзает острая боль и на глазах выступают слезы.
Дыхание вырывается изо рта облачками пара и я накидываю на голову капюшон.
Когда-то я читала, что все «Икарусы» корпорации оснащаются аварийными челноками. При угрозе падения, его нужно просто активировать и успеть эвакуироваться.
Безопасность совершенные ценят так же, как и комфорт. Но сложность в том, что он располагается в хвосте «Икаруса», а я не знаю в какой части нахожусь. Я опять осматриваюсь и замечаю то, что не заметила сразу.
За коричневой шторой скрывается дверь с красной стрелкой на белоснежной поверхности.
Мой пульс ускоряется.
Челнок. Это может быть только челнок.
Прихрамывая, я добегаю до нее и дергаю за металлическую ручку. Она плавно поддается и я попадаю в небольшое помещение. Две стены занимают холодильники. За стеклянными дверцами виднеются хромированные полки со следами крови. Я подхожу ближе, черная глянцевая панель срабатывает на движение и требует код.
Я сразу понимаю, что это за место.
Здесь перевозят органы.
— Черт! — я бью кулаком по двери, — Черт тебя подери! — стискиваю зубы от отчаяния.
Постояв несколько минут, я подрываюсь с места и бегу к ближайшему иллюминатору и открываю жалюзи. Стекло покрыто тонким слоем инея. Я быстро открываю все до единого. Но кругом одно и тоже.
Лёд.
Дрожащей ладонью, я сдираю хрустальную паутинку и утыкаюсь носом в крыло «Икаруса», охваченное оранжевым сиянием. Моё сердце сжимается от страха. Включается аварийный свет. Пламя огня вырывается из турбины
