Тотчас Лукреция при посредничестве испанских кардиналов и ораторов Феррары начинает предпринимать шаги для его освобождения. В депеше Костабили, датированной 27 октября 1504 года, содержались первые сведения:
Дела герцога Валентинуа не кажутся столь безнадежными, как говорили. Его мажордом говорил с королем, прося выпустить герцога на свободу. Тот ответил ему, что не отдавал приказа заключать его под стражу, но хотел держать его в своем распоряжении, так как Гонсальво выдвинул против него некоторые обвинения. Если эти обвинения ложные, он велит выпустить его из-под стражи8.
После этой относительно обнадеживающей новости герцогиня Феррарская привлекла на свою сторону золовку, Изабеллу Мантуанскую, которая убеждала своего мужа Франческо помочь родственнице. Когда 26 ноября 1504 года скончалась королева Изабелла Кастильская, Лукреция сочла, что ей есть еще на что надеяться. Король Испании был настроен к Чезаре менее враждебно, чем его супруга, но у него были другие заботы. Его беспокоила проблема наследования права на престол своей супруги, так как из-за этого под угрозой было объединение двух корон — Кастильской и Арагонской. Итак, за исключением сестры, никто больше не интересовался судьбой Чезаре.
Разве могла Лукреция обрести покой? Ее бывший муж Джованни Сфорца, уничтоженный популярностью своего соперника в своем же городе и вынужденный бежать в Венецию, теперь вернулся в Пезаро, где яростно мстил тем, кто не выступил с оружием в руках против герцога Романьи. Он бросал их в тюрьму, вешал на окнах своих замков или же лишал их имущества. Что касается гуманиста Пандольфо Колленуччо, ставленника феррарских князей, Джованни приговорил его к смерти за то, что тот передал победившему Чезаре предложение о союзничестве от лица Эркуле д'Эсте.
А теперь настал черед грустить и Пьетро Бембо. После смерти младшего брата поэта Лукрецию и Пьетро объединило горе. Вновь завязалась страстная переписка. «Будьте уверены в том, — писал он ей, — что здесь и повсюду, в печали и в радости я буду всегда вашим верным гелиотропом, а вы — моим солнцем». Вместе с посланием он отправил святой образок Aqnus Del[44], что носил на своей груди, умоляя ее надеть его себе на шею из любви к нему, «чтобы маленький кружок, так долго касавшийся моего сердца, мог теперь прикоснуться к нежному алтарю вашего драгоценного сердца». Ожидая возможности увидеться с ней, он сообщает, что в начале следующего года пришлет ей свою книгу «Азолианские беседы» — впоследствии ставшую знаменитой, — которая была посвящена ей. Фоном для этих великолепных диалогов служит замок в Азоло, при дворе Екатерины Корнаро, королевы Кипра. Там в течение трех дней три венецианских дворянина и три благородные дамы беседуют о любви. Первый, Пероттино, видит в ней источник страданий, так как из-за нее случаются конфликты и несчастья; второй, Джизмондо, напротив, восхваляет искренность любовных чувств, побуждающих людей превосходить самих себя; третий, Лавинелло, прославляет платоническое наслаждение, соединяющее чистые сердца. Дамы соглашаются с ними или нет, в зависимости от своих наклонностей. Едва заметные изменения тона этих бесед, легкость и живость речей удивительно точно воспроизводят изящество и тонкость, столь свойственные образованным людям эпохи Возрождения.
Подтекст этой беседы о переменчивости чувств Бембо чаще всего адресует Лукреции. Обращаясь к ней с хвалебными речами и напоминая о том, как они дополняли друг друга, он из осторожности прибегает к множественному числу: «Вы не являетесь чем-то целостным, как и мы; мы и вы — только половинки друг друга». Он воспевает красоту ее тела, равно как и красоту ее души, а также ее превосходство над многими, которое он объясняет насыщенностью ее внутренней жизни.
Очевидно, что чувства их развиваются в сторону духовности. Будущее подтвердит это стремление к мистике, поскольку он в конце концов примет кардинальский сан, а она — монашеский обет.
Внешне успокоенный тем, что венецианца не было рядом с женой, Альфонсо д'Эсте отправился в свое ежегодное путешествие за пределы своего государства, сначала к Людовику XII, затем к правителю Фландрии и, наконец, к Генриху VIII. В декабре, находясь при английском дворе, он узнает, что его отец, чье здоровье ухудшалось в течение последних трех месяцев, тяжело болен.
Герцог Эркуле велел отнести себя в носилках в храм Святого Благовещения, особенно почитаемый флорентийцами, однако это паломничество не вернуло ему силы. В отсутствие старшего брата кардинал Ипполито предложил своей невестке стать регентшей герцогства «на тот случай, если герцог скончается». По возвращении в Феррару Альфонсо поблагодарил Ипполито за его безупречное поведение по отношению к Лукреции.
Это случилось 21 января 1505 года. В сопровождении супруги Альфонсо направился в комнату умирающего, лицо которого преобразилось при виде старшего сына. Альфонсо подошел к кровати, встал на колени и попросил отца благословить его. Не беспокоясь более о будущем герцогства, отныне находившемся в надежных руках, умирающий попросил Лукрецию созвать музыкантов. Так в присутствии невестки и сыновей под звуки «Magnificat» («Душа моя славит Господа») в исполнении Винченцо Монденезе и его хора герцог Эркуле д'Эсте покинул своих родных.
Городские колокола оповестили о кончине герцога, члены Совета мудрецов должны были собраться, чтобы официально признать кончину герцога и утвердить его наследника. Только после этого могли начаться коронационные празднества, не дожидаясь, пока останки Эркуле д'Эсте будут перенесены в его последний приют, а цвета праздника уступят место цвету траура.
Вскоре всех оповестили о подготовке к церемонии передачи власти. Альфонсо одели в парадный костюм, украшенный шитьем, плюмажем и драгоценностями. Прежде чем он покинул замок и направился в герцогский дворец, придворные облачили его в плащ из белого узорчатого шелка, подбитого беличьим мехом, и водрузили ему на голову шляпу французского фасона.
В сопровождении своего брата Ипполито, сверкающего своей пурпурной мантией, и правителя Венеции герцог отправился в так называемый Большой каминный зал, где Тито Строцци, дуайен Совета Двенадцати Судей и Совета мудрецов, вручил ему шпагу и золотой скипетр. Знатные дамы под предводительством Джиневры да Корреджо пришли поприветствовать Лукрецию. Повинуясь указаниям епископа Адрии, она направилась к балкону, выходившему на собор, чтобы проводить триумфальную кавалькаду. В это время медные и бронзовые колокола оглушительно звонили. Когда, объехав город, кавалькада вернулась во дворец и пока затихал трезвон колоколов, Лукреция спустилась на парадный двор и поцеловала руку своему супругу в знак повиновения. Она шла, почти не касаясь земли, и вокруг нее падали на землю молочно-белые хлопья снега. Из-под ее горностаевой накидки виднелось пурпурное платье, а в волосах, сверкающих на солнце, поблескивали хрустальные искорки. Феррарцам эта картина показалась чудом. Новые правители вместе поднялись по ступеням, накрытым черным бархатом, они держали в руках большие флаги с гербами своего герцога. Рука об руку герцогская чета прошла под триумфальной аркой, в верхней части которой выделялись богиня судьбы и изречение «Regno, regnam, regnabo»[45], напоминание о том, что богатство и власть государей должны быть освящены Богом.
