Глава 1 Завоевание Ватикана
Ночью 25 июля 1492 года умирал папа римский Иннокентий VIII. Это был старый генуэзец, происходивший из семейства Чибо, который в течение многих лет за пренебрежение к своим обязанностям подвергался критике со стороны современников.
Но более всего раздражало его отношение к семье. Монах из Витербо упрекал папу за нарочитую демонстрацию родственных связей, когда тот праздновал свадьбы детей в Апостольском дворце и, нарушая канонические правила, садился за обеденный стол с женщинами. Гуманист Марулло в эпиграммах на Иннокентия VIII приписывал ему шестнадцать детей. Но, как обычно происходит с людьми, обладающими временной властью, Иннокентий VIII имел невероятно жадных детей. Папа всячески оберегал и помогал двоим своим детям, тем единственным, чьи имена сохранила история, – Теодорине и Франчесчетто. Он осыпал их милостями и подарками, и в 1488 году весь Рим стал очевидцем массовых шествий и пышных торжеств в Ватикане по случаю бракосочетания Франчесчетто и Маддалены, дочери Лоренцо де Медичи, а в 1489 году там же праздновалась свадьба дочери Теодорины с Луисом Арагоном. Предполагалось, что празднования являются свидетельством мира, царящего между епископом и королем Неаполя.
Даже на смертном одре Иннокентий VIII был окружен детьми. Теперь, находясь при смерти, папа чувствовал, что освободился от вины или, по крайней мере, что его грехи должны быть прощены. Франчесчетто стоял наготове в изголовье кровати или в соседней комнате (позже он написал, что отец испустил дух, находясь у него на руках), когда папа исповедовался в присутствии всех кардиналов, умоляя их выбрать достойного преемника и принося извинения за то, что не использовал вверенную ему власть в более благородных целях. Сказав это, он тихо заплакал.
Иннокентий надеялся, что проведет в покое последние дни, но 21 июля он узнал о возобновившемся жестоком соперничестве между воинствующими кардиналами. В числе вице-канцлеров был каталонец Родриго Борджиа. Будучи обходительным, он лестью и убеждениями всегда добивался своего. Вот и сейчас он предложил папе передать замок Сант-Анджело в ведение Коллегии кардиналов. Их беседа была прервана Джулиано делла Ровере, который вовремя вмешался в действие, сухо заявив, что поскольку у Борджиа наибольший авторитет в коллегии, то передача Сант-Анджело будет то же самое, что предоставление Борджиа на блюдечке Рима и папского престола. Разгорелся яростный спор, в котором оба священнослужителя прибегли к сквернословию. Как сообщил Антонелло де Салерно маркизу Гонзага, они называли друг друга «марранос» и «муре». Делла Ровере одержал верх в споре, и замок Сант-Анджело остался в ведении правителя, который должен был передать его новому папе римскому, и никому другому. Спустя четыре дня, 26 июля 1492 года, путь к папскому престолу был открыт.
Как известно, в это время Италия испытывала значительные трудности. Полуостров был разделен на небольшие государства и герцогства, мир в которых поддерживался с помощью силы и дипломатии. Шаткое, но столь необходимое равновесие сил сохранялось с помощью искусного лавирования среди острых разногласий, возникающих между герцогами, с одной стороны, и мирским и духовным руководством – с другой, прекрасно понимающим, что разделение силы и власти на полуострове закончится неминуемой катастрофой. К концу XV века появилась угроза вторжения извне, не только с востока, но еще более опасная с севера, из Франции. Людовик XIпревратил Францию в могущественное государство, и теперь ее притязания на Неаполитанское королевство, которое, по мнению французов, было незаконно захвачено Арагонами из династии Аньо, ни для кого не являлись тайной. Кроме того, хотя и не так открыто, но Франция считала, что Миланское герцогство по праву должно принадлежать ей с тех пор, как Валентина Висконти после замужества стала членом орлеанской династии. Одним словом, молодой король Карл VIII, наследник Людовика XI, попытался повлиять на конклав, чтобы получить такого папу, который благосклонно отнесся бы к его намерению завоевать Неаполь. С этой целью он поддерживал самого могущественного врага Неаполя, а именно Людовико Сфорца, «влиятельного Моро», являвшегося дядей, опекуном и доверенным лицом молодого миланского герцога.
Сфорца был богат и невероятно бесстрашен. Во всех политических событиях, происходящих на полуострове, чувствовалась его рука; и повсюду он имел приверженцев, информаторов, друзей и шпионов. Кроме того, в Ватикане в ожидании приказов Сфорца находился его брат Асканио, честолюбивый молодой кардинал, скорее умный, чем хитрый, свободомыслящий и склонный к риску – типичный миланец. Кардинал Асканио Сфорца возглавил антинеаполитанскую партию, в которую входили все враги короля Ферранте Арагонского, и с помощью короля Неаполя сформировал союз с Джулиано делла Ровере и его фракцией. Ни брачные союзы, ни миротворческие попытки не смогли положить конец смертельной вражде между Неаполем и Миланом, перешедшей в борьбу, во время которой две противоборствующие партии могли лишить свободы и независимости все итальянские государства.
Итак, партии, представляющие Милан и Неаполь, старались собрать по возможности большее количество кардиналов вокруг своих лидеров – Асканио Сфорца и Джулиано делла Ровере. Асканио, согласно недавно изданному исследованию о конклаве 1492 года, не имел ни малейшей надежды на то, чтобы быть избранным; ему было всего лишь тридцать семь лет, и, следовательно, он был слишком молод. Кроме того, он был убежден, что никто не допускает и мысли, чтобы папский престол отошел Людовико Сфорца. Джулиано делла Ровере был старше, но он прекрасно понимал, что его время еще не пришло, не говоря уже о том, что он был самым жестоким, самым вспыльчивым из всех кардиналов и более чем кто-либо другой вызывал ненависть и неприязнь. Из двух основных претендентов на папский престол Джулиано поддерживал португальского кардинала Коста, восьмидесятилетнего, величественного старца, чей преклонный возраст позволял надеяться, что в ближайшем будущем появится другой конклав (на самом деле Коста прожил еще пятнадцать лет). Аска-нио являлся сторонником враждебно настроенного к королю Ферранте неаполитанского кардинала Оливьеро Карафа, а Родриго Борджиа, вице-канцлера церкви, рассматривал в качестве запасного варианта.
Кандидатура Родриго Борджиа всерьез не принималась в расчет; по мнению современников, он был чужаком, не имевшим особых оснований быть избранным. Мы не знаем, что творилось в его красивой каталонской голове, вероятно, он даже поддерживал существующее мнение, чтобы иметь больше возможностей для интриг. Не впервые желания и амбиции Родриго были обращены в сторону престола; еще в 1484 году, когда конклав избрал папой римским Иннокентия VIII, Борджиа безуспешно интриговал в надежде оказаться избранным.
Теперь, по прошествии восьми лет, он стал намного богаче и находился в лучшем положении, поскольку представлял группировку, не относящуюся ни к миланской, ни к неаполитанской экстремистским партиям. А потому еще раз исподволь, упрямо приступил к реализации намеченных планов. Асканио, заинтересованный в том, чтобы выбранный папа оказался перед ним в долгу, полагал, что в худшем случае, не говоря уже о тех преимуществах, которые он при этом получит, даже Борджиа мог бы претендовать на его голос. Но Асканио ошибся в расчетах; он не учел психологического фактора. Асканио предусмотрел все, за исключением того момента, что никогда не смог бы использовать в своих целях такую умную лису, как Родриго Борджиа.
