— Айзек мертв, — хрипло проговорила я, едва нетеряя сознание от боли. — Взрыва в больнице не будет.
— Губернатор Оливер? — прокричал охранник. —Вы ранены?
Глаза у Оливера были небесно-голубыми. Светлый ясный взгляд,и каштановые волосы с легкой сединой уложены будто для снимка на плакат.
— Фрэнки, Стефан, Джон, пошли вон, — четкораспорядился он.
— Но, сэр!.. — хором изумились они.
— Она не может встать, и я держу ее на мушке. Пошливон. — И он гаркнул: — Сейчас же!
Вдалеке слабо заголосила сирена. Слишком далеко, они еще неслышат. Охранники-люди вышли и, повинуясь резкому кивку Оливера, прикрыли засобой дверь. Мы остались наедине с губернатором.
— Ты Кроуфилд? — спросил он, ни на миллиметр неотводя дула.
Я не двигалась, мысленно оценивала тяжесть ранений изамечала яркий, красно-синий узор на обоях и паркетные полы. Насильник в маске,о котором говорила Эмили. Она точно описала его спальню.
— Можешь называть меня Кэт.
— Кэт… — повторил он. — Не слишком грозно тывыглядишь, пачкая кровью мой паркет. Ну а где твой дружок? Охотник за головами?
Сирена приближалась. Времени совсем мало.
— Полагаю, убивает дружка Хеннесси по кличке Гасила.Тебе конец, Оливер. Они все мертвы. Окончательно.
Его рука не дрогнула.
— Неужели? — Улыбка. Ледяная. — Ну там,откуда явился Хеннесси, в достатке и других таких же. Несложно будет найти емузамену на те же деньги, что он получал, плюс бесплатная кормежка. Когда я станупрезидентом, устрою в этой стране капитальную чистку. Сэкономим миллионыналогоплательщиков и приберем с улиц весь мусор. Потом я наметил перейти кживущим на пособие и обитателям домов престарелых. Америка будет богата имогущественна, как никогда. Пожалуй, ради меня отменят статью, ограничивающуюпребывание на посту двумя сроками.
За углом проскрежетали тормоза. Остались какие-то секунды.
— Этого не будет.
Он улыбался:
— Да, ты этого не увидишь. Я убью тебя при самозащите.Так и вижу газетные заголовки: «Губернатор Оливер сам справился с покушавшейсяна него убийцей!» Сегодня мой рейтинг вырастет на двенадцать пунктов.
— Итан, — тихо сказала я, вслушиваясь в топотшагов по всему дому, — взгляни на меня.
Я позволила своим глазам разгореться зеленым светом. Егоглаза изумленно моргнули, и в этот миг, в это мгновение растерянности ябросилась на лето, сбила прицел, и пуля ушла в стену, никому не причинив вреда.
— У тебя течет кровь… ты человек… но глаза… Ктоты? — прошептал он.
Изумрудный свет залил его лицо, а мои пальцы сжались у негона горле.
— Я — старуха с косой, — прорычала я. Шагислышались совсем рядом. — Или, как сказал бы Кости, Рыжая смерть.
Я сломала ему шею, когда дверь уже распахнулась. Когдаполдюжины полицейских ворвались в комнату, свет в моих глазах потух и я подняларуки:
— Сдаюсь.
25
Трое сторожили за дверью моей палаты — а разместили меня наодиннадцатом этаже. И очистили ради меня все крыло, в соседних палатах неслышалось ни звука. Как видно, к убийству губернатора отнеслись серьезно. Всеутро заходили врачи, глазели на меня и ахали. Дивились не тому, что я убийца, атому, как на мне все заживало. За три часа трех пулевых ран как не бывало.Ножевая рана тоже закрылась. И метки от зубов Хеннесси исчезли. И все синяки иссадины пропали. Без капельницы я обошлась — игла то и дело выпадала. Честноговоря, я не понимала, почему меня не переведут в обычную тюремную камеру, нопосле знакомства с Айзеком не жаловалась на недостаток внимания со стороныполиции.
Около полудня за дверью послышались новые шаги. Кто-топроизнес: «ФБР». Пауза, и дверь открылась. Вошел мужчина. Лет пятидесяти,среднего роста, с редеющей черной шевелюрой, подернутой сединой. И глаза с темже серым оттенком, что и волосы, но только они не казались тусклыми. Они так исветились умом. Его спутник, который, войдя, закрыл за собой дверь, был заметномоложе, похоже, не старше тридцати. Каштановые волосы подстрижены ежиком. Ичто-то в его осанке сразу выдавало военного. У этого глаза былиголубовато-зеленые и смотрели на меня спокойно и проницательно.
— Ого, ФБР! Какая честь! — Чтобы уловить мойсарказм, телепатии не требовалось.
Молодой неприязненно нахмурился. Седой только улыбнулся вответ и, шагнув ко мне, протянул руку:
— Если не для вас, то для меня — несомненно. Меня зовутДональд Уильямс, а это Тэйт Бредли. Я возглавляю отдел ФБР, который называется«Отделом паранормальных явлений».
Я поневоле пожала ему руку — годы воспитания сказывались.Мотнула головой на Тэйта Бредли:
— А этот? Он не из Бюро… ни целлюлита, ни брюшка…
Уильямс расхохотался, открыв зубы, пожелтевшие от кофе исигарет:
— Верно. Тэйт — сержант спецназа, очень малоизвестногоотделения этих войск. Сегодня он — мой телохранитель.
— Зачем же вам телохранитель, агент Уильямс? Вы жевидите, я прикована к кровати. — Для пущего эффекта я позвенеланаручниками.
Он добродушно улыбался:
— Называйте меня Дон. Я — человек предусмотрительный.Поэтому Тэйт прихватил кольт сорок пятого калибра.
Молодой приоткрыл рукоять, торчащую из наплечной кобуры. Янатянуто улыбнулась ему, и он недружелюбно оскалил зубы.
— Ладно. Я дрожу. Совершенно запугана. Итак, чего выхотите?
Вообще-то, я догадывалась. Им, вероятно, нужно былопризнание, что я убила губернатора, мотивы и тому подобное, но я твердо решилаприкусить язык и поскорее сваливать из Додж-Сити. Я не сомневалась, что Костискоро вернется и спрячет меня где-нибудь вместе с матерью. Два вампира все-такисумели уйти, так что матери опасно будет оставаться на глазах, особенно еслипосле устроенной мною и Кости кровавой бани кто-нибудь захочет отыграться.Вампиры или политики…
— Вы учитесь в колледже, отличница, как нам известно.Вы любите цитаты?
Так, интеллигентный подход. Я ожидала другого, но готовабыла подыграть.
— Смотря какие…
Дон без приглашения придвинул стул и сел у кровати. Бредлиостался стоять, многозначительно постукивая пальцами по рукояти в кобуре.
— Вот, например, цитата из сэра Артура Конан-Дойла.«Шерлок Холмс»: Когда вы исключите все невозможное, то, что останется, каким быневероятным оно ни представлялось, и будет истиной.
Я насторожилась. От этих двоих не исходило опасных вибраций,и я не подозревала в них очередных подручных Хеннесси или Оливера, но иотноситься к ним легкомысленно явно не стоило.
