девушкой-фотографом. Хлоя уже собиралась отвести взгляд, когда вдруг зацепила взглядом знакомую милую футболку и притормозила. Естественно, само собой разумеется, этой девушкой, что так мило болтала с братом Лукаса, была её подруга, Эмма. Ничего нового.
– Да, наверное, – пробормотала Харрис, не отводя взгляда от своей подруги. Эмма искоса взглянула на неё, чуть качнула головой, будто отвечая Ноа. Хлоя подумала, что это было приветствие – но потом до неё дошло, что подруга указывала на кого-то. Харрис осторожно оглянулась и заметила ещё несколько знакомых лиц. Это были коллеги Эммы и Джека – похоже, расследования шло полным ходом.
Поговорить им в этот раз не удалось. Вернее, почти не удалось – перебираясь с этажа на этаж, Эмма всё-таки притёрлась к подруге в толпе. Вызваться помогать она не рискнула, справедливо рассудив, что будет странно, если помощь предложит хрупкая ассистентка фотографа, а не какой-нибудь широкоплечий красавчик, желающий подлизаться к доктору в этом доме, чтобы получить побольше информации о происходящем. Инсайдерскую информацию ценили на любом рынке, и Хлоя была ходячим сундуком с деньгами для каждого, кто хотел обогатиться на жёлтых статейках, которые могли бы стать сенсацией, имея под собой реальные основания.
На самом деле, Харрис даже рассматривала вариант выгодной продажи данных, собранных ею об Эосфоре и его семье – конечно же, больше о семье. Её подопечный не заслуживал больше никаких издевательств, а его храбрость поразила Хлою в очередной раз – подумав, что младшего брата послали убить его, с трудом выбравшись из воды, он не остался рыдать на полу, и не забился подальше, спрятавшись от семьи, заперев ванную и изнутри тоже. Нет, он бросился спасать её жизнь, плюнув на всё. Так что реальная выгода для Хлои была вовсе не в деньгах – если бы она и связалась с каким-нибудь журналистом, то лишь для того, чтобы выбраться из этого дома и вытащить отсюда Лукаса. Но никаких предложений не поступало, а проявлять инициативу самой было пока страшновато – если бы это кто-то заметил, путь в этот дом для неё навсегда был бы закрыт.
Может, и в любое другое место, кроме последнего пристанища, тоже.
Так что Харрис не стала подвергать себя и своего подопечного риску. С Эммой она перекинулась буквально парой слов, завуалированных настолько, что они сами с трудом друг друга поняли. Подруга была единственной, кому очень тихо и почти наедине Хлоя сообщила о том, что Эосфор сегодня для неё сделал. Эмма особой радости не продемонстрировала – это было довольно странно для человека, который от переполняющих душу эмоций мог обнять даже незнакомца. Впрочем, подруга вела себя правильно – она и так рисковала, шёпотом передавая Хлое свежие новости о расследовании.
В общем-то, всё указывало на одного из работников больницы, где Карен была главврачом и держала в плену Лукаса. Дело было складное, одно цеплялось за другое, но никто не мог найти орудие убийства – и Джек как мог стопорил своё начальство, указывая именно на эту деталь. Факт немаловажный, и Гонзалес был уверен – когда найдут орудие убийства, всё сложится совершенно иначе. Улики можно было истолковать двояко, мотив у несчастного санитара, или кем он там работал, был довольно хлипкий – было даже странно, что Годфри не постарался скрыть убийство жены получше. Но это можно было объяснить, собственно, местом работы бедолаги: если он работал с психически неуравновешенными людьми, то мог и сам в конце концов оказаться, мягко говоря, нездоров.
Как же всё это оказывалось раздражающе умно и логично, едва стоило начать серьёзно обдумывать происходящее с точки зрения Эосфоров…
В общем, день выдался насыщенным. Несмотря на усталость и странное исчезновение Годфри, Харрис втолкала Лукаса на второй этаж так быстро, как никогда ещё этого не делала – оставшиеся силы подпитывали энтузиазм и желание как можно скорее смыть с себя все прикосновения, а потом – лечь в постель и проспать так долго, как только это будет возможно. Эосфор тоже выглядел довольным – несмотря на изматывающую фотосессию и пережитый утром ужас. Вот эта маленькая победа всё перекрыла – его тело снова принадлежало ему и его чувствам. Он по несколько раз чесал одно и то же место на ноге, беспрестанно поправлял плед, стараясь коснуться теперь уже разных мест, чтобы проверить, где чувствительность возвращается быстрее. Когда Лукас обратил на это внимание, процесс словно остановился – порой ноги немели так, что ему было сложно улыбаться в камеру, потому что горло сжималось само по себе до темноты перед глазами. Но потом ему снова удавалось почувствовать случайное прикосновение к колену или бедру, и сердце опять билось быстрее.
Хотя бы потому, что он вдруг понял – ему может повезти. Он может встать на ноги, добиться вместе с Хлоей серьёзного прогресса – может, им удастся убедить отца, что ему нужно курортное лечение, или типа того. Может, всё будет проще – если достаточно долго притворяться, что он ему нужно инвалидное кресло, то стоит ему начать ходить – и они могут банально сбежать отсюда. Лукас опубликует всё, что собрал на свою семью, подарит этой девушке целый безопасный город – нет, может, даже, целый штат. Может, целую страну. Что, если тогда Харрис…
Эосфор пришёл в себя от лёгкого удара, который он почувствовал острее обычного. Это Хлоя вкатила коляску в его комнату – он всегда подпрыгивал на порожке, и сегодня это было почти непривычно. Лукас моргнул, увидев собственную кровать, и его вдруг почти что замутило. Он вновь думал о докторе в том ключе, в котором обещал себе никогда не думать. Да, ему было хорошо рядом с ней – и сейчас Эосфор ощущал её бережные прикосновения, пока она помогала ему перебраться в кровать. У него едва билось сердце. Ему стало страшно сегодня утром, но был ли это страх за неё? Что, если он думал о том, что останется здесь один – Харрис умрёт из-за него, а потом умрёт и он, и никто не придёт на помощь, никто даже не вспомнит о нём, никогда по нему не прольют ни одной слезы. Сам он достаточно оплакивал свою оборванную жизнь ещё в психлечебнице – ему было страшно думать о том, что никто никогда не пожалеет о том, что он исчезнет.
И вот эта девушка могла бы стать ему близка. Нет, они были близки, что бы там она ни говорила своим друзьям или его сестре. Они вместе работали, жили рядом, знали друг о друге достаточно, беспокоились
