сознания, секунду, минуту, час, целую вечность. Очнулся в кромешной темноте, напоенной запахами тола, крови, пыли и приглушенными стонами. Голова раскалывалась, правый бок калило огнем. Руки и ноги вроде целы, спасибо и на том. Он с трудом сел, закашлявшись песком и землей. Подтянул негнущуюся руку к боку, пальцы попали в липкое, френч и гимнастерка висели лохмотьями. Ранен. Эта мысль почему-то успокоила. Живой. Живой твою мать. Что случилось? Нестерпимо звенело в ушах. Ах, да, граната. В землянку бросили гранату. Рядом кто-то ворочался и стонал.
– Есть живые? – спросил Зотов у темноты, еле услышав свой голос.
– Мамочка, мама, – заскулили во тьме.
– Живой кто? – захрипел Зотов, шаря вокруг. Ухватился за мягкое и дряблое.
– Я живой, – ответили ему.
– Помогите, – простонали откуда-то с другого конца.
– Решетов?
Капитан не отозвался. Зотов попытался встать, хватаясь за стену. Голова закружилась, и он снова упал. Послышалось надсадное пыхтение, и в следующее мгновение ползущий навалился на него.
– Куда прешь? – захрипел Зотов.
– Выход где? – лицо обожгло несвежее дыхание. По голосу вроде Кузьма. – Где выход, спрашиваю?
– Н-незнаю, – выдавил Зотов.
– Ранен?
– Да.
– А меня вродьне задело. Только глаза забило. Ну м-мать.
– Мамочка, – откликнулись из темноты.
– Ты, Ванька?
– Я-я.
Забрякало, Кузьма матерился вполголоса, судя по звукам, пытаясь совладать с коробком. Чиркнула спичка, оранжевый огонек подсветил страшное, грязное, заляпанное лицо и дикие, выкатившиеся глаза. Из темноты проступили опрокинутый стол и ноги в кирзовых сапогах. Тело терялось во мраке, и оттого казалось, будто человек разорван напополам. Спичка мигнула на сквозняке и погасла. Сквозняк? Зотов перевалился и увидел прямо перед собой, шагах в пяти, синий просвет ночного неба с одинокой блеклой звездой. Ужас оказаться заживо погребенным в землянке разом прошел. Слышались приближающиеся, возбужденные голоса, пятно выхода расчертил желтый луч электрического фонаря. Зотов превозмог боль в боку и пополз на просвет. В двери появились люди, в лицо ударил ослепительный свет. Зотов прикрылся рукой и едва не расплакался.
– Тут живой!
Подхватили под руки и вытащили на улицу. Зотов свалился в траву, хватая прохладный ночной воздух высохшим ртом, словно выброшенная на берег огромная рыба. Его тормошили и ощупывали. К свету фонарика прибавились горящие факелы. Тьма отступила, разжала черные когти.
– Что случилось? – сверху нависло бородатое лицо.
– Взрыв. Граната…, – Зотов зашелся кашлем. – Там раненые остались.
Лицо исчезло. Вокруг беспорядочно носились тени, отсветы факелов прыгали по деревьям.
– Подсвети!
– Эй, кто живой!
– Тащи!
– Чего случилось-то?
–Говорят, граната рванула.
– Доигрались!
– Кольцо кто-то дернул, она и жахнула.
– У нас однажды старшина подсумок пнул, так гранаты от удара рванули. Ногу ему по самые причиндалы оторвало.
– Брешешь.
– Не брешу!
«Не сама рванула, бросили нам ее!» – хотел возразить Зотов, но вовремя опомнился. В чугунной голове возникла эфемерная мысль.
Споры и пересуды перекрыл рык Маркова:
– Разойдись, не мешай! Раненых выносите! Светите, черти!
Зотов рывком сел. Два партизана положили рядом Кузьму. Решетовец мотал головой и мычал, пытаясь выскрести мусор из глаз.
– Кузьма, – позвал Зотов.
– Ну, – простонал партизан.
– Про случившееся ни слова, и всем своим передай.
– Какого хера?– изумился Кузьма.
– Делай, что говорю.
– Виктор Палыч! – из темноты выплыло обеспокоенное лицо Маркова.
– Живой я, – Зотов улыбнулся командиру. – Задело маленько.
– Врач где? Врача! – заорал Марков и засуетился вокруг. – Что случилось-то?
– Граната взорвалась, несчастный случай, – Зотов, успевший прийти в себя, твердо решил правды не открывать и сцапал командира за воротник. – Всех из землянки тащите в санчасть, быстро. Вопросов не задавать!
– Твою мать, – ахнул Марков. – Ну когда это кончится? Куда ранило-то?
Зотов тихонечко застонав, перевалился на левый бок.
– Батюшки, – вскинулся Марков. – Кровищи-то натекло! Врач! Где, сука, врач!
– Я могу, я, – сбоку подскочила простоволосая девчушка лет шестнадцати, с побелевшим лицом. – Я курсы медсестер окончила, сейчас посмотрю. Куда тебя, миленький? – и всплеснула руками, вляпавшись в кровь. – Ох!
– Царапина, – простонал Зотов без всякой уверенности. Пугать сестричку не хотелось. Шутка ли, целые курсы окончила. Поди двухнедельные. Квалифицированный специалист. Лишь бы в обморок не упала…
– Потерпи, миленький, я сейчас, я скоро, – неожиданно сильные руки перевернули Зотова на бок.
– Ну чего там? – сунулся Марков.
– Не мешайте, товарищ командир.
Затрещала одежда. Прощай френч, нам было хорошо с тобой.
– Решетов как? – просипел Зотов сквозь секущую боль.
– Не видел его, щас гляну, – Марков заметался и исчез. Сестричка облегченно вздохнула. Нет ничего хуже работы под наблюдением непосредственного начальника. Легче повеситься.
– Крови сколько, – ужаснулась девчушка.
– Жить буду? – спросил Зотов.
– Наверно. Не знаю, – буркнула сестра, ковыряясь в боку. Зотов засипел, набивая в рот сухую хвою.
– Очень больно?
– Да нет, это я так смеюсь. Анекдот вспомнил один.
– Потом расскажите?
– Он не для детей, – Зотов едва не завыл.
– Бок и спину осколками посекло, – сообщила сестра. – Я перевяжу и в санчасть, там доктор посмотрит.
Снова затрещала одежда, на этот раз не его. Сестричка рвала на себе рубаху или еще что-то из гардероба, Зотов не видел. Перед глазами мелькали ноги и полосы света. Из землянки выносили тела, но кого именно он разглядеть не сумел.
– В санчасть уносите! – крикнул Марков и присел рядом. – Живой Решетов, живой, сильно поранен, весь в крови, но живой.
Зотов облегченно забулькал. Главное жив. Но видать крепко досталось, Никита ближе всех ко входу сидел.
– Этого к доктору, быстро! – приказал Марков. – Не растрясите!
Зотова бережно переложили на одеяло и потащили в ночь. Санчасть встретила приглушенным светом, едким запахом хлорки и бренчанием инструментов. Нет ничего хуже больниц, Зотов их навидался. Его взгромоздили на стол, медсестрички содрали остатки одежды.
– Ну куда вы его? – возмутился местный хозяин. Как его там... ведь хотел познакомиться... Ивашов вроде бы... Врач был без маски и без халата. Зотову окончательно поплохело. Лишь бы не пьяный…
– А чего? – спросил кто-то из партизан.
– Ничего. Надо понимать. Ранение легкое, осколки по касательной прошли, – Ивашов ткнул чем-то острым в открытую рану. Зотов охнул. Ну, сука.
–