И он совершенно не ожидал, что подобное возможно за деньги.
Строго говоря, ничего этого Рам в тот момент не осознавал, совершенно потеряв голову, будто шестнадцатилетний юнец. Словно сорвало створ плотины, смыло прочь запреты и сомнения. Он дал волю фантазиям, наслаждаясь возможностью абсолютно точно понимать, находят ли они отклик у его партнёрши.
Когда первая волна усиленной феромонами страсти схлынула, оставив после себя приятное утомление, Прия наполнила горячую ванну и Костас с удовольствием погрузился в блаженное тепло. Идиллийка устроилась рядом и неспешно поглаживала и мяла утомлённые мышцы, прогоняя усталость и даря блаженство. Костас лишь блаженно жмурился, без сожалений отдавшись во власть своей спутницы.
После купания комендант, чистый и приятно опустошённый, послушно растянулся на устилавшей пол шкуре. Идиллийка, уютно напевая незнакомую Раму песню, неспешно умаслила его тело продолжила массаж, прогоняя из тела застарелую усталость. Иногда китежцу казалось, что руки Спутницы способны возвращать молодость: стоило ей как следует размять его плечи, как исчезала привычная напряжённость мышц, порождавшая едва заметную скованность тела.
При этом Костас чувствовал её искреннюю заботу, ощущал, как нравится Прие происходящее, видел, как она разделяет его наслаждение происходящим. Невероятное ощущение.
Рам не мог с уверенностью сказать, почему согласился на предложение Прии позвать в помощь ещё одну Спутницу. Возможно дело было во вскруживших голову феромонах, а может он просто доверился идиллийке настолько, чтобы позволить провести его через этот день так, как она считала правильным.
И не пожалел.
Когда его в четыре руки разминали, втирали в кожу какие-то масла и мази, он мог лишь блаженно мычать и улыбаться, наслаждаясь непривычной лёгкостью в теле. Он даже придремал, убаюканный скользящими по его телу руками и впервые за годы службы не реагируя на вызовы служебного комма.
Ему даже приснился сон, такой приятный и откровенный, что когда Рам проснулся, то понял, что успел отдохнуть, как никогда в жизни. И пробуждение, надо сказать, оказалось куда приятней любого сна.
Оказалось, что две идиллийки способны подарить несравнимо больше удовольствия. Каждая щедро делилась с ним удовольствием, полученным от обоих партнёров, и единственное, о чём ещё мог мечтать китежец — чтобы этот день никогда не кончался…
Глава 27
Планета Идиллия. Город Зелар, клуб “Высота”
— Vive la Mort, vive la guerre, Vive le sacre mercenaire! — торжественно провозгласил акадиец старинный тост.
Бокалы с вином чинно звякнули, соприкоснувшись боками.
— Бастиан, — сделав глоток, спросил майор-тиаматец, — всё хочу спросить: почему “наёмного”?
— От первого поколения пошло, — объяснил акадиец, явно довольный интересом тиаматцев к истории своей родины. — На Старой Земле это был тост лучших воинов моих предков — Французского Иностранного Легиона. А среди тех, кто отправился к Акадии, было очень много бывших легионеров. Вот с тех пор тост и живёт.
— О, традиции — это святое, — абсолютно серьёзно согласился тиаматец.
Взяв с тарелки кусочек мяса, он опустил его под стол. Раздалось тихое “ам” и жёсткий лоб тиаматского броненосца благодарно потёрся о ладонь хозяина.
— А красиво тут, — Бастиан кивнул на вид, открывающийся за коваными перилами веранды клуба, на которой обедали офицеры.
— Си, — не стал отрицать очевидного тиаматец.
Вид с высоты семисот метров действительно открывался великолепный. Расположенный на склоне горы клуб привлекал посетителей в первую очередь именно возможностью полюбоваться на город с высоты птичьего полёта, ощутить себя между небом и землёй. Правда, именно по этой причине среди нынешних посетителей практически отсутствовали уроженцы Бейджина и Гефеста — у них, привыкших к тесноте и низким сводам подземных городов, вид открытого пространства сверху и снизу вызывал приступы агорафобии.
Но зато акадийцы и тиаматцы с удовольствием наслаждались зрелищем, практически недоступным на их родине. Акадия на своём единственном континенте имела невысокую горную цепь, а горы Тиамат населяли представители флоры и фауны, ничуть не уступающие своим равнинным собратьям в стремлении закусить — или пустить на удобрения, — зазевавшегося гомосапиенса. Естественно, что клуб в горах вызвал у представителей этих миров живейший интерес.
— Первый раз в горах, — признался тиматец.
На эсперанто он говорил без малейшего акцента, выдавая уроженца Азимова — столицы Тиамат, — получившего хорошее образование. Жители провинции, как правило, говорили с характерным акцентом, либо не владели эсперанто вовсе.
— На Новом Плимуте всё собирался на горнолыжный курорт, — продолжил тиаматец, — но так и не собрался.
— А ты умеешь кататься на лыжах, дружище? — удивился акадиец.
Броненосец высунул из-под стола башку, похожую на танковую башню в “кубиках” динамической защиты и умоляюще уставился на Бастиана.
— Бонита, нельзя! — прикрикнул на питомицу тиаматец, но та сделала вид, что не слышит.
— Да ладно, что тебе, жалко? — акадиец положил на ладонь кусок фрукта и поднёс к морде броненосца.
Та ловко слизнула угощение, сверкнув внушительными зубищами.
— Не тебе потом её от запора лечить, — буркнул тиаматец. — Она же меры не знает — дай волю, будет лопать, пока поперёк не треснет.
— От кусочка не треснет, — утешил его Бастиан, вилкой почёсывая Боните за ухом.
— Официант! Виски! — заорали за соседним столиком.
Акадиец и тиаматец синхронно покосились на мрачно веселящихся офицеров-корпоратов.
— Почему сюда пускают эту шваль? — недовольно поинтересовался Бастиан, даже не думая понизить голос.
Корпораты разом заткнулись, оборачиваясь. Акадиец нарочито выпрямился на стуле и поправил висящую на поясе шпагу, намекая, что не прочь подраться. Но корпораты ещё не дошли до того состояния, когда кусок бритвенно-острой стали метровой длины и здоровенный хищный зверь не воспринимаются, как угроза. Переглянувшись, офицеры штрафников демонстративно заговорили друг с другом.
— Merde, — Бастиан вернулся к прерванной беседе.
Штрафников корпоратов тиаматцы и акадийцы ненавидели истово, так, как на Земле львы и леопарды ненавидят гиен. То, что вояки Консорциума не болтаются на виселице, воспринималось ими как досадное недоразумение, которое требовалось исправить как можно скорее и лишь драконовские меры по поддержанию дисциплины в войсках Союза уберегали штрафников от преждевременной кончины.
Штрафники отвечали полной взаимностью, полагая ошибкой природы мутантов, оказавшихся на одном уровне с настоящими людьми, к коим несомненно относили себя. По мнению офицеров и солдат “особых полицейских частей”, для мутировавших полуприматов с отсталых планет должно являться честью даже право поцеловать ботинок настоящего человека. И осознание этого факта нужно вколотить в головы союзовцев, от чего-то возомнивших себя равными выходцам из метрополии.
