подтвердила правоту Иоганна. Но этого могло и не произойти, потому что до самой смерти Вильгельма целью его политики было воссоединение, которое на протяжении этого времени никогда не было абсолютно невозможным. Тревожась, но никогда не теряя надежды, он умер с верой в то, что Нидерланды снова станут такими, какими были когда-то, потому что, какими бы ни были обстоятельства, в истории человечества нет ничего абсолютно неизбежного.
7
Вернувшись в Антверпен, Вильгельм обнаружил озлобленный подавленный город, который ни в коей мере не успокаивало присутствие жалкого номинального правителя, глупого Маттиаса, и возмущал рост цен на продукты, последовавший за размещением в окрестностях города его собственной армии. Весь прошлый год Штаты и города продолжали проявлять крайнюю строптивость в вопросах выделения денег. Как в отчаянии писала своему мужу Шарлотта, они вполне могли бы обойтись без личных подношений, банкетов, живых картин, кубков и рулонов дорогих тканей, с улыбкой подносимых бургомистрами, лишь бы только давали деньги на армию.
К весне 1579 года в войсках уже назрели мятежные настроения. В прошлом году умер адмирал Боссю, и Вильгельм глубоко переживал эту потерю, не только потому, что был его старым другом, но и потому, что это был самый опытный солдат на службе Штатов, умевший, как никто другой, поддерживать порядок в армии. Дополнительные проблемы создавали некоторые иностранные наемники. Так, один венгерский капитан после бурной сцены с принцем Оранским поспешно покинул лагерь, а английские добровольцы сделались неуправляемыми, подавая примеры нарушения субординации, грозившие распространиться на всю армию. Ситуация выглядела отвратительно, поскольку передовая линия войск Пармы проходила в пределах досягаемости от Антверпена, а крестьяне Фландрии взялись за оружие, чтобы защищаться не от испанцев, а от местных войск. Для поддержания своего авторитета Вильгельму требовалось что-нибудь еще, кроме его обычного доброго нрава. Он уже показал Иоганну Казимиру и демагогам из Гента жесткую сторону своего нрава, что возымело благотворный эффект, и ясно дал понять некоторым из своих английских солдат, что не следует злоупотреблять его доступностью. Когда во время одной из его частых поездок в лагерь трое или четверо из них вразвалку подошли к Вильгельму и стали угрожать, требуя денег, Вильгельм с неожиданной ловкостью схватил ближайшего из них за шиворот и дал ему пощечину. Затем, со словами «Пошли вон, смутьяны», тут же пошел дальше. Независимо от того, насколько справедливо он действовал, очевидно, что в тех обстоятельствах это был единственный способ восстановить хоть какой-то порядок и уважение.
Однако в условиях кризиса на иностранных наемников по-прежнему можно было положиться. В феврале 1579 года, к ужасу Антверпена, под стенами города появился авангард Пармы, и на несколько часов показалось, что готовится атака на город. Вильгельм непрерывно находился на стенах, слишком встревоженный и слишком занятой, чтобы обращать внимание, что переменчивая толпа шипела и скрежетала зубами ему вслед. Впрочем, он принял элементарные меры предосторожности, и рядом находилась его охрана. На пути наступления Пармы были спешно вырыты траншеи, и, когда на рассвете 1 марта испанцы пошли в атаку, их встретило яростное сопротивление, которым с городских стен руководил принц Оранский. Основная тяжесть боя легла на французские и английские вспомогательные части. Парма оказался практически прав, полагая, что местная армия и горожане будут неорганизованными и мятежными. Тем не менее их настроения не привели к предательству, как рассчитывал Парма, и вскоре он отступил, не имея возможности продолжать атаку так далеко от своего лагеря.
Весна принесла предчувствие катастрофы, а летом катастрофа свершилась, как военная, так и политическая. В марте в Генте и в Харлеме вспыхнули новые кальвинистские восстания. В день Вознесения Господня Вильгельм вышел из своего караульного помещения, превращенного в часовню, и услышал, что, пока его семья была на молитве, городская стража в приступе кальвинистского рвения, не позволив клиру кафедрального собора и конгрегации пройти обычной процессией, затолкала их назад в собор, где удерживала как пленников. Находившийся среди прихожан эрцгерцог Маттиас со всей своей свитой уже два часа, дрожа от страха, прятался на хорах. Взяв свою личную охрану, Вильгельм немедленно поскакал к собору. Он проложил себе дорогу через толпу осаждавших и, освободив пленников, в плотном окружении своей охраны сопроводил их домой. Ему не причинили никакого вреда, ни один камень не был брошен в его сторону, но он слышал угрожающие крики: «Кто убил Яна Марникса?» То, была ли смерть Марникса забыта или о ней снова вспоминали, являлось лучшим показателем уровня популярности Вильгельма в Антверпене, и он определенно никогда не был таким низким, как тем летом 1579 года.
Деньги – вот чем был обусловлен порочный круг его проблем, потому что Штаты и города отказывались давать субсидии, без которых невозможно было поддерживать армию сильной, довольной и хорошо вооруженной. Потом, когда первая же атака противника уничтожила и без того пошатнувшуюся мораль войск, когда начались волнения и мятежи, когда страна взвыла от бесчинств солдатни и крестьяне взялись за оружие, чтобы защититься от нее, тогда Штаты и городские советы самодовольно заявили, что нет смысла субсидировать такие недостойные войска. Они обвиняли и поносили принца и по-прежнему придерживали поставки. В прошлом году вместе с французскими вспомогательными силами прибыл знаменитый Ла Ну, уже имевший репутацию отличного воина и вскоре ставший автором классического труда «Discours Politiques et Militaries» («Беседы о политике и войне»). Заняв место начальника штаба вместо Боссю, Ла Ну стремился вычистить гниль из полуразвалившейся армии, которая была единственной защитой Фландрии и Брабанта. Убежденный гугенот, известный своим современникам как Железная Рука, Ла Ну был спокоен, справедлив и дисциплинирован. Несмотря на то что в отсутствие денег он мало что мог сделать, чтобы остановить непрекращающиеся грабежи, он смог, по крайней мере, усилить контроль над войсками, избавиться от той «массы шлюх», на которых он жаловался Вильгельму, когда впервые оказался в его армии и увидел, что «дороги забиты пьяными, а в воздухе звенит эхо богохульств». Но вопрос денег был жизненно важным, а денег не было.
В июне 1579 года Вильгельм созвал городских советников Антверпена на срочное совещание. Парма уже почти три месяца стоял под стенами Маасрихта, и, если немедленно не отправить гарнизону серьезную помощь, он будет вынужден сдаться. Помощь означала войска, боеприпасы, оружие, транспорт, а это было невозможно без денег. Почти весь день Вильгельм убеждал их в жизненной необходимости займа, встречая в ответ ворчливые упреки в плохом состоянии армии и абсурдные предложения, что лучше было бы послать добровольческую городскую стражу. Никто не знал характера этих добровольцев лучше Вильгельма. Они могли прекрасно справиться
