у нього ветряница. И Духу Святому Аминь, и древу Божому Аминь, и всим святим Аминь. Аминь. Аминь.
Прочитав до конца, знахарка прикрыла воду платочком, несколько капель сцедила в приоткрытый рот Гамаюна и умыла его, набрав воды в пригоршню. Затем вытерла ему лицо изнаночной стороной юбки снизу от подбородка ко лбу. Перекрестила. Лицо ее вновь приобрело оттенок обычности, сменив пелену таинственности. Подойдя к Аксинье Шелест, знахарка с довольно серьезным видом сказала:
– Передай атаману, шо мени одний не впоратыся. Кровы багато втратыв. Силы його залышають. Змовою одным не допомогти. Його в гошпиталь потрибно видправити. В мисто. Там ликары виликують. Нехай поки у мэне день-другий побудэ. Я йому сил змовамы, так зиллям додам, а писля прямисынько в мисто.
Знахарка подала знак Аксинье, чтобы та помогла ей перетащить Гамаюна в хату.
– Він хоч и завелыкий для нас з тобою, але хвороба у нього силы забрала, та й мы з тобою козачки мицны. Здужаємо. В хате на лаву його покладэмо, а дали я вже сама впораюся. Ну, з Богом!
Несмотря на немощь, Гамаюн оказался тяжеловат для двух женщин. Но сдюжили. С передышками доволокли обессиленного подхорунжего в хату бабки Аксиньи. Уложили на широкую скамью, устланную тулупами. Знахарка взяла нож и вспорола бешмет, пропитанный кровью. Так же поступила и с шароварами, оставив на Гамаюне лишь исподнее. Аксинья Шелест, увидев мужское тело, в смущении отвела взгляд. Заметив это, знахарка хитро улыбнулась:
– Розумниця, дивка! Грих то на наготу чоловичу витрищатыся! Все, йиди. Передай Ивану Михайловичу, що я сказала. Нехай через пару днив гарбу споряджають. Я пораненого для шляху далекого пидготую, щоб витрымав. Зроблю все, що в моих силах. Йиди з Богом. Пизно вжэ.
Аксинья выскочила из хаты все еще в смущении:
– Прости господи! – Перекрестилась. Развернув коня, хлестнула ласково и, усевшись в арбе, помчала к дому атамана.
Как и обещала, бабка Аксинья сделала все возможное, чтобы Гамаюн, несмотря на тяжесть его ранения, смог перенести путь до ближайшего города. Атаман распорядился снарядить арбу, дно которой устали толстым слоем соломы, застелили поверх тапчан, на который уложили Гамаюна так, чтобы при движении тело его оставалось на месте. В сопровождение Иван Михайлович выделил пятерых стариков, что были моложе всех. Тех самых, что привезли Гамаюна и тела убитых казаков с поста. Снабдили их провизией и, как полагается, оружием. Места неспокойные.
Вернувшись, старики докладывали, что Гамаюна довезли живого, передали в госпиталь. А там уж как Бог даст.
– Вчинки завжди говорять бильше ниж слова. Спаси вас Христос, драголюбчики! – говорил атаман.
Глава 28
Билый
Первый солнечный луч, выстрелив из-за темно-синей гряды гор, потоком света озарил небосвод. Зацепившись за дремавшее облако, оранжево-желтый отблеск через мгновение вытянул из ночного ложа и само светило. Лениво, не торопясь, Ярило выкатилось к горизонту и, словно шагая по невидимой лестнице, стало подыматься все выше, освещая подвластную ему землю и побуждая к пробуждению все живое. Как искусный художник, тонко знающий свое дело, Ярило постепенно раскрашивало местность, придавая краскам всевозможные сочетания и оттенки. Живность, активная по ночам, укладывалась на отдых, пряталась по норам да дуплам, скрываясь от яркого солнечного света и всевозможных дневных хищников, которыми изобиловали горы и долины. Предутренний туман, зависший серовато-белым облаком над рекой и окутавший, словно огромной буркой, долину, постепенно таял, поднимаемый потоками воздуха и уносимый в безграничную небесную синь, чтобы вновь вернуться к земле к вечеру.
Не уступая белоснежной чистоте вековых ледников, на нескольких вершинах примостились облака, добавляя некой суровой торжественности в горный пейзаж. Смешанные леса с широколиственными и хвойными деревьями зелеными пятнами темнели на склонах, к которым еще не добрался солнечный свет. К альпийским лугам с их сочными высокими травами и разнообразием цветов потянулось стадо диких оленей, возглавляемое внушительных размеров рогачом. Мелкая фауна в виде белок, мышей, тушканчиков, барсуков, пробудившись, забегала и запрыгала в поисках пищи. Хищники покрупнее отправилась на поиски живности мелкой, не прерывая пищевую цепочку. Почуяв косулю, сосредоточенно жующую сочное альпийское разнотравье, рысь своей мягкой поступью, крадучись приближалась к намеченной жертве. Где-то среди горных сосен внезапно заревел медведь. Его рык разнесся по округе и, откатившись эхом от ближайшей скалы, вернулся и затерялся там же, меж сосен. Рысь низко присела на все четыре лапы, дико озираясь вокруг. Стадо оленей, а вместе с ними и зазевавшаяся было косуля, шарахнулись в сторону и исчезли среди густых порослей дикой облепихи. Горный орел, дремавший на развесистой крючковатой сосне, встрепенулся и, расправив свои крылья, взмыл к небесам, наслаждаясь свободой и выискивая себе жертву на завтрак.
Ярило, расправив широко свои лучи, проглотило последние остатки тумана, нависавшего над рекой, и заиграло серебром в быстротекущих водах. Подымаясь из-за горных пиков все выше, дневное светило бросило свой взгляд далеко вперед, освещая не только горы, но и просторы, на которых раскинулись степи с ковылем и оазисы с островками розовых и белых ромашек. Пробежавшись по покрытым лесами горным склонам, солнечные лучи осветили небольшую балку с копошившимися в ней людьми, в основном это были старики, дети и женщины. «Мелкие людишки, словно мураши. Что нам до них?!» – и лучи побежали дальше, играя с облаками. Лучи солнца, все больше и больше захватывая пространство и местность, прогоняли задержавшуюся тень, согревая своим теплом все вокруг. На мгновение задержавшись над одиноко стоявшим аулом, солнечные лучи побежали дальше. Аул был пуст, без каких-либо признаков жизни. Хотя дымок, исходивший от кучки пепла тонкой сизой ленточкой, говорил о том, что люди покинули аул не так давно.
Словно соперничая с солнечными лучами в скорости, горный орел парил над землей, постепенно сужая круги. Тишина и покой, лишь изредка нарушаемые пронзительным криком величавой птицы – киии, киии, – встречали утреннюю зарю во всей ее красоте.
Приветствуя пробуждение природы, солнечные лучи осветили небольшое ущелье, согревая в нем остывший за ночное время воздух. Словно следуя за ними, горный орел, взмахнув своими огромными крыльями, пролетел вдоль скал, осматривая с высоты дно ущелья. Там, далеко внизу, вдоль небольшой горной речушки, похожие сверху на черных мурашей, двигались люди. Это был отряд сотника Миколы Билого, возвращавшийся домой, в станицу Мартанскую. Кони шли шагом, уверенно ступая по мелкой гальке, устилавшей дно ущелья.
– Киии, киии, – донеслось из поднебесья. Ехавший впереди отряда казак поднял голову:
– Кричи, або биды не наклыкай!
– Тай хай летае, Гриц, – отозвался следовавший за ним другой казак. Рядом с ним, крепко вжимаясь спиной, сидел мальчик лет десяти. По внешней схожести можно было сказать,
