друзьями, только мне это уже не надо.
— Может, ты и прав, — задумчиво произнесла она.
— Ну так что? Вот я приехал. Смерть как хочу Кису свою поиметь. Будет у нас секс? — поймав ее за руку, снова притянул к себе и слегка укусил за грудь сквозь шелковую ткань халата.
— Да пересплю я с тобой, пересплю. По старой памяти. У бывших же бывает секс. Вот и у нас будет.
— А нафига нам тогда расходиться?
— А нафига ты вообще сейчас об этом говоришь?
— Обрисовываю тебе перспективы. Чтобы ты поняла всю бесполезность нашего расставания. Мне просто придется мотаться к тебе на каждых выходных, а то и чаще.
— Ты устанешь.
— Тогда я куплю квартиру в соседнем подъезде и перееду жить в Тулу. Поняла? Так что у тебя только два варианта. Или выйти за меня замуж…
— Или?
— Или стать моей женой. Выбирай.
Глава 30
— Здравствуй, Региночка, — около дома окликнула соседка.
Регина сбавила шаг, поздоровалась, и они с Татьяной Николаевной, обойдя гору взрытой земли, вместе вошли в подъезд.
— У нас как всегда! Только морозы стукнут, начинают что-нибудь ремонтировать. Ты видела, поразрыли все! Теперь эта грязь домой тащится!
Чарушина рассеянно кивнула:
— Угу. Вы езжайте, я в почтовый ящик загляну.
Вытащив из почтового ящика кипу рекламных проспектов, Регина сунула их в сумку и вызвала лифт. О том, что поехала на съемную квартиру, Вадиму она не сказала. Забыла, полностью подчинившись интуитивному желанию проверить жизнеспособность своего «я». Из-за вынужденной неподвижности и однообразности последних дней, внутри поселилось безотчетное ощущение воскресного утра. Но сегодня будто что-то толкнуло в спину, и внезапно возникло страстное желание разрушить последнюю преграду, разбить тот стеклянный купол, в котором оказалась волею обстоятельств и в котором Вадим своей заботой сумел пробить значительную трещину.
В квартире царил нежилой, навевающий тоску порядок.
Прощаться всегда тоскливо, даже если прощание обещает новую жизнь.
Не успела Регина скинуть куртку, как в дверь кто-то позвонил. Неожиданно прозвучавший звонок вызвал в девушке смятение, какое может испытывать человек, находящийся в чужой квартире. Вроде и открыть надо, но права такого нет.
Прогнав глупую неловкость, Чарушина посмотрела в глазок и отчего-то с облегчением вздохнула, снова увидев Татьяну Николаевну. Неугомонная соседка горела желанием пообщаться и прямо с порога низвергла на нее речевой поток, в который едва ли возможно было вставить хоть слово.
— Чуть не забыла! У меня же твои квитанции! Торчали из ящика, я побоялась, что выдернет кто-нибудь, умников-то хватает, вот и забрала. Совсем тебя не видно. Замуж, наверное, вышла?
— Собираюсь, — равнодушно отозвалась Чарушина, снимая куртку и небрежно бросая ее на стул в прихожей.
— Ой, ну и хорошо. К свадьбе, значит, готовитесь? — Женщина изучала ее с веселым дружелюбием, наверное, желая непременно на лице увидеть какие-то жизненные изменения.
— Готовимся.
— Гостей много будет?
— Нет, только самые близкие. Тихо отпразднуем и уедем бурно отдыхать, — отвечала так, будто это давно решенный вопрос.
— Тоже хорошо. Вадим, наверное, рад. Мужики не любят пышных церемоний.
— Он очень рад. Говорит, только об этом и мечтал, — охотно подтвердила Регина, про себя усмехаясь. Вадим ничего не знал. Ни о предполагаемой тихой свадьбе, ни о последующих планах на отдых. Все это придумалось буквально на ходу — нужно же было что-то отвечать любопытной соседке.
— Правильно, молодцы. Чего тянуть? Пора уже. Только имей в виду, красивый муж — чужой муж, — добавила Татьяна Николаевна с шутливой серьезностью и на вопросительный взгляд ответила: — Глаз да глаз за красивым мужиком надо.
— А можно я вам ключи от квартиры оставлю и квитанции тоже. Отец заберет. Мне сейчас с ним трудно пересечься, сами понимаете, столько забот… Вас не затруднит ему передать? Я сейчас вещи соберу, а потом к вам зайду, — вежливо, но настойчиво Реня намекнула, что разговаривать ей некогда.
— Конечно, я все передам, — круглое лицо снова расплылось в улыбке, и Татьяна Николаевна устремилась к двери.
Слоняясь по квартире, Чарушина перебирала не только свои вещи, но и в памяти воспоминания. Вот только старые вещи можно выбросить, а от воспоминаний, даже если они ненужные, раз и навсегда не избавишься. Да и не нужно это. Ведь соль разлук неотделима от счастья новой встречи, а горечь потерь — от сладости надежды.
Регина уже почти привыкла, что каждый второй считал своим долгом дать совет, которого она не просила. Но все пустое, даже если этот совет сродни житейской мудрости, и в какой-то ситуации найдется стопроцентное сходство с собственной жизнью. Рассудок тут бессилен — истину не охватишь умом, ее можно прожить только сердцем. Тем сложнее объяснить другому человеку свое состояние, заключив в сжатую форму слов зыбкое и ускользающее ощущение, что живое движение есть, но оно где-то там, за оболочкой.
Она почти закончила перебирать свои вещи, когда снова прозвучал дверной звонок. И хотя прозвенел он так же чуждо, будто не ей, не для нее, Регина уже не удивилась и сразу пошла открывать, полагая, что за дверью опять увидит Татьяну Николаевну. Но на этот раз на пороге стоял Шамрай.
— Ой, Вадь, а как ты узнал, что я здесь? — непроизвольная радостная улыбка озарила ее лицо. — Даже не позвонил.
— Я звонил, — хмуро выдал он, глядя на сгрудившиеся в прихожей сумки.
— Да? Я не слышала.
— Хорошая отмазка. Главное, рабочая.
— А-а, — засмеялась Регина, — я ж телефон в куртке оставила. Соседка тут еще…
— Реня, какого хрена? — рявкнул он, и ее смех оборвался.
Чарушина замолчала, ошеломленно принимая на себя вихрь вопросов и упреков, которым прорвалась его душевная тревога.
Но едва Вадим умолк, она расхохоталась:
— Шамрай, ты подумал, что я тебя бросила? Пфффф… — снова то ли фыркнула, то ли засмеялась.
Не отвечая, он шагнул в гостиную. Ничего не дрогнуло в его лице, которое она видела в профиль, зато от этих слов вздрогнули плечи, как от неожиданного сквозняка.
— Да? Испугался, что бросила тебя? Я же просто за вещами приехала.
Вадим раздраженно выдохнул и испытующе уставился ей в лицо, словно что-то выискивая, а найдя ответ, успокоился и присел на подлокотник дивана.
— Я домой — тебя нет. Я звоню — ты не отвечаешь. Пишу — тоже молчание. Не представляешь, как я зол. — Но злость испарилась, стоило ему увидеть мягкую теплоту ее глаз и улыбку, от которой становилось светло на душе.
— Испугался… — шагнув к нему, обняла его за плечи и уткнулась носом в холодную щеку. — Надо было мне в гости к маме поехать… — сдавленно смеялась, вдруг снова загоревшись безудержным весельем.
— Собралась? Поехали домой, — хмуро
