Готская война, а затем мощное нашествие лангобардов привели к тому, что Римское правительство начало восполнять большую убыль солдат за счет итальянцев-добровольцев из числа местного свободного населения, воюющих за плату (ругу). Как полагают, единожды правительство было вынуждено даже прибегнуть к уже забытой практике призыва рекрутов из Сицилии.
С одной стороны, эта мера позволила в критические минуты увеличить гарнизон Равенны, например, до 5 тысяч 600 стратиотов, Рима – до полутора тысяч солдат, Градо – до 1200 воинов и т.д. С другой стороны, это привело к иррегуляризации армии. Дело в том, что в массе своей в армию записывали лиц, обладавших земельными участками, являвшимися для них основным источником дохода. Служба в армии воспринималась ими скорее как способ повышения собственного социального статуса и защиты от врагов. Жалованье, тем более выплачиваемое далеко не регулярно, их интересовало в гораздо меньшей степени.
Как следствие, армия начала быстро утрачивать мобильность и превратилась в совокупность постоянных гарнизонов, расквартированных в разных частях Италии. Всего таких воинских соединений насчитывалось пять: exercitus Ravennatis, Romanus, Neapolitanus, Siciliae, Pentapolitanus. И все они совокупно назывались «Богоспасаемым войском Италии» (Deus adjuta exercitus Italiae). Удивительнее всего то, что эта особенность формирования и организации вооруженных сил в Италии скорее привела к жесткой зависимости этих подразделений от Римской кафедры, которая в отсутствие денежных средств у правительства стала фактически сама оплачивать ругу солдатам. Впоследствии, когда жалованье перестало играть какую-либо заметную роль в формировании подразделений из римских добровольцев, выяснилось, что подавляющее большинство из них арендуют земли, принадлежащие папе. Таким образом, денежная зависимость стратиотов-добровольцев от папы переросла в земельную.
Как мы вскоре увидим, это обстоятельство самым решительным образом сказалось на взаимоотношениях между императорами и Римскими епископами, а также породило трудности реализации единой имперской политики из Константинополя, фактически оказавшегося заложником настроения итальянской армии, стоявшей на обеспечении понтификов[493].
Помимо «обычных» войск, в византийской армии присутствовали и вспомогательные подразделения. В первую очередь выделялись инженерные войска, включавшие в себя саперов и понтонеров. К войскам специального назначения относилась и полевая артиллерия, состоявшая из баллист и катапульт. Кроме этого, в каждом из войсковых подразделений имелись медики – хирурги, фармацевты и ветеринары. Они следили не только за лечением больных солдат, но и проводили профилактику заболеваний, включая стрижку волос, чистоту одежды и помывку легионеров[494].
В новых сражениях мы уже не увидим больших масс вооруженных воинов. Так, во время войны с вандалами Велизарий имел под рукой всего 5 тысяч кавалеристов и 10 тысяч пехоты. В Италии у него было не более 11 тысяч легионеров, а Рим защищали 5 тысяч воинов. В самые критические моменты Византия не могла выставить одномоментно более 25 тысяч солдат. Все солдатские должности разделяли на 3 класса, и по мере выслуги лет воины переходили из более низкого класса в более высокий[495].
Меняется и привычный с незапамятных времен облик римского воина. Резко уменьшилась численность пехоты, которая перешла в разряд вспомогательных войск. Тяжелое вооружение более практически не встречается – во-первых, по причине его дороговизны, во-вторых, по необходимости постоянно тренировать такого воина и держать войско в строгой дисциплине, что было практически невыполнимо. Зато в ущерб пехоте резко возросло количество кавалерийских частей, содержание которых обходилось вдвое дороже по сравнению с рядовым пехотинцем[496].
Очевидно, в основе трансформации военной стратегии сказался новый характер отношений между варварами и Империей. В отличие от времен классической республики византийцы уже не стремились уничтожить врага, прекрасно понимая, что на место уже известного противника придет новый – возможно, сильнейший. А потому стратиги видели своей главной задачей не тотальное уничтожение неприятеля, а вытеснение его со своих территорий. При каждой возможности армии Византии уходили от лобовых атак, несущих множество жертв, и полагались на маневры, к которым вследствие естественных причин более подходящей оказывалась конница. Нельзя не отметить и определенную моду на гуннов – императоры пытались скопировать гуннский конный строй, блестяще продемонстрировавший себя на полях сражений[497].
Вследствие инородной военной верхушки армейская дисциплина стала давать серьезные трещины. Римские полководцы были вынуждены принимать очень суровые меры к нарушителям воинской дисциплины, но это далеко не всегда помогало[498]. Она порой была настолько слаба, что собственное население боялось собственной армии больше, чем врагов. Например, во время войны с Персией в 577 г. германские наемники оставили черный след в памяти византийцев, насилуя монахинь, грабя все вокруг, подвергая пыткам отшельников – очевидно, в поисках скрытых сокровищ[499].
Тем не менее при всех недостатках римская армия по-прежнему являла собой внушительную и грозную силу. Армия св. Юстиниана Великого сумела не только отразить нападения готов, вандалов и франков, но и захватила Италию, Афику и Испанию. И, как справедливо замечают специалисты, причины успехов лежат не только в военном гении Велизария, Нарзеса и других римских полководцев, но в высокой организации и системе подготовки (все еще!) армии и солдат. По крайней мере на фоне вражесикх армий[500].
За плечами Империи стояла древняя римская традиция и военная выучка: солдаты обучались владеть всеми видами оружия, двигаться строем, а офицеры – стратегии и тактике. При наличии довольно многочисленных источников пополнения армии никакое поражение не являлось смертельным для Византии, и она, нередко сжимаясь до границ Константинополя, неоднократно повергаемая врагами, каждый раз вставала с колен[501].
