В Сан-Ремо никаких новостей. Солнце тут не такое жгучее, как я думал. И в иной день вода слишком холодна, чтобы плавать. Папа мне ответил — я послал ему детальный расчет, и надеюсь, он скоро сможет поехать в Лондон. В любом случае пока мы тут в подвешенном состоянии. Все еще не получил ответа от Элли, может, что-то с адресом? Она переехала? Напиши ей, пусть поскорее отзовется, мне нужен от нее адрес Блюменталя, он мне сможет помочь. Я здоров и все время о тебе думаю. Целую, Дольфи.
Что за история с Лондоном? Может, Лукаш напутал, и вовсе не Дольфи, а его отец туда собирался? Оказывается, Хильда жила в Праге на улице Градежинской, там же оказалась и я в августе 1968 года, когда в Прагу вошли танки. Но Морен это ни к чему.
Открытка Хильде из Терезина от 23 мая 1944 года.
Надеюсь, вы получили от меня бланк на посылку, так что жду. К счастью, я выкарабкался из легочной болезни без дурных последствий, выгляжу хорошо, даже несколько прибавил в весе. Живу в одной комнате с верными друзьями, они обо мне заботятся, и это поддерживает мои физические силы. Шлю тебе еще один бланк для Лео Хааса, если сможешь, помоги. Поцелуи и объятия. Дольфи.
Чтобы послать посылку в Терезин, нужно было иметь при себе специальный бланк в виде почтовой открытки со всеми данными узника. Такие бланки узникам выдавали раз в три месяца. Но кому отправить запрос? Видимо, у Хааса на воле никого не осталось, и Дольфи попросил мать помочь.
Эх, как я понимаю Морен, так бы хотелось показать эти открытки Лукашу… Но его не стало в 1998 году, а Курта еще раньше. Пошлю Морен последний отрывок, имеющий косвенное отношение к Дольфи.
* * *
«Марта была терезинской зазнобой, в нее влюблялись все до единого», — рассказывала мне ее подруга Вера.
«Как-то раз стою на лестнице, смотрю, незнакомый парень, подходит ко мне и берет под козырек (Вера вскочила и взяла под козырек, Марта смеется: „Точно, точно он!“): „Я Заксл, пришел жениться на вашей подруге“. И женился! Стали они с Мартой жить вместе, в каморке размером в собачью конуру. Вытянешься на нарах — упрешься пятками в стену. И был у Заксла друг Дольфи, так он принес с собой цветной мел и на разных языках написал: „Не ставить ноги на стену!“, а сверху нарисовал море, горы вдалеке, парусные лодки… Рыжий, веселый…»
К рассказу был приложен список погибших родственников.
Аузенберг Бедржих (1884), Аузенберг Аманда (1901), Аузенберг Герда (1929) — депортированы из Праги в Лодзь 16.10.1941. Аузенберг Теодор (1885) депортирован из Праги в Лодзь 26.10.1941; Аузенберг Мария (1890) депортирована из Праги в Лодзь 03.11.1941.
Аузенберг Гертруда (1907) депортирована из Праги в Терезин 30.07.1942, оттуда 25.08.1942 в Малый Тростинец; Аузенберг Рихард (1880) депортирован 03.08.1942 в Терезин, оттуда 25.08.1942 в Малый Тростинец.
Аузенберги Ида (1886) и Адольф (1914) депортированы из Праги в Терезин 12.02.1942; оттуда Ида депортирована в Замошть 28.04.1942, про Дольфи вы знаете.
* * *
Елена, мне страшно. Я сижу в луже слез. Как я благодарна вам за информацию и за вашу преданную память. У меня нет слов, но есть молитва, и я буду молиться так, как умею. Чтобы собрать максимум информации, мне понадобится некоторое время, поскольку ящики с бумагами все еще не разобраны. Думаю, у моей мамы не было возможности взять все с собой. Она вернулась в Прагу однажды, чтобы забрать бабушку Хильду в Америку.
Настанет время, и я смогу должным образом посвятить себя этой истории. Я работаю в школе в Сиэтле, и я беседовала с директором о показе копий рисунков Дольфи, которыми мы располагаем. Буду держать вас в курсе и думать о том, что мы могли бы сделать вместе в более широком формате. Пожалуйста, простите, что я столько пишу, но мне бы очень хотелось узнать про вас. Я уверена, что вы многое пережили. Благословляю вас, Морен.
Осушив молитвой лужу слез и укрепившись в духе, Морен исчезла из виду. Но не из фейсбука. Она продолжает вести школьный практикум по теологии и психологии, у нее появилась очередная внучка. Неразобранный «ящик с бумагами» ждет своего часа.
Корделия
Как быть Корделии?
Любить и молчать.
Шекспир. Король Лир Корделия Эдвардсон, корреспондент газеты «Свенска Дагбладет», удостоена литературной премии Италии за книгу, написанную на шведском языке. Эту новость мне сообщила поутру моя итальянская подруга, переводчица русской литературы.
«Она живет в Иерусалиме, рядом с тобой, это твоя тема, она была в Терезине и Освенциме. Возможно, она еще не знает, что получила премию, это было вчера, срочно нужно интервью — поговори с ней, я быстренько переведу и опубликую в центральной прессе». Подруга прислала мне несколько абзацев из разных мест книги, которые она перевела для меня с итальянского, чтобы было за что зацепиться в беседе с новоявленным лауреатом.
1. «Девочка была наполнена серой пустотой. Нет ничего. Никого, ни человека, ни вещи, ни жизни и еще нет смерти… в этом сером тумане ничего не было, даже боли. Боль может прорастать только в человеческом мире, утопающем в человеческих слезах».
2. «Это — царство лагерей, на пороге смерти, царство пустоты и ничто — в отличие от того царства, которое описано в мифе об Орфее».
3. «В начале было слово, а в конце был пепел».
Средневековая мистерия. Серая пустота, серый туман, пепел… Серость, обнаруженная в средостении сферы немецким художником Рунге… Бог, определенный средневековым философом-сапожником Якобом Бёме как Великое Ничто… Глядя на сверкающую под солнцем серую металлическую набойку, Бёме вдруг понял, что свету необходима тьма, а тьме — свет. Долгое и витиеватое рассуждение на тему контрастов приводит философа к неожиданному выводу: предмет, вышедший из своего обычного состояния, не может найти дорогу обратно, то есть к самому себе.
Тогда Иерусалим — это точно город философа Бёме. В нем легко выйти из привычного состояния, но непросто в него вернуться.
* * *
Узкая улица Агадем с односторонним движением свернута подковой. В определенной точке этого полукружья и проживала Корделия, статная седовласая женщина в платье до пят.
Корделия Эдвардсон, 1994. Архив Е. Макаровой.
Ее королевское обличье заставило меня устыдиться. В ушах Корделии — массивные серебряные серьги, мои — пусты. Явилась в замызганных джинсах, неприбранная.
Скажу сразу: еда была очень вкусной — артишоки, мясо с картошкой (мясо лежало сырым на разделочной доске — две порции, у нас дома из‐за кошки такой номер не прошел бы никак). Жарилось мясо при мне. Картошка с грибным соусом. Плюс взбитые сливки с клубникой, тоже приготовленные заранее и вынутые из холодильника в нужный момент.
