Туман, море и чертовы водоросли: казалось, им не было конца. Само по себе их положение уже было достаточно плохим, но вездесущий клубящийся туман определенно не способствовал улучшению обстановки. Как долго можно плыть на плоту в густом, сыром тумане и не слететь с катушек? Туман, казалось, сеял хаос в головах. Гослинг сталкивался с ним в море бессчетное количество раз: чем плотнее туманная завеса, тем глубже людские страхи. Моряки становились молчаливыми, угрюмыми и задумчивыми. Туман по капле выжимал из человека душу, а когда рассеивался — так всегда бывало на море, рано или поздно, — мысли тут же прояснялись: люди начинали разговаривать и смеяться, хлопать друг друга по спине, возможно чувствуя себя глупо из-за того, что позволили туману заключить себя в незримую темницу.
Но в этом богомерзком месте туман никогда не рассеивается, здесь всегда сыро и тревожно. Сколько может продержаться человеческий разум в лабиринте кровоточащего тумана? За последние несколько дней, хотя Гослинг уже потерял счет времени, ему не раз хотелось закричать на этот чертов туман: он душу бы продал, чтобы завеса рассеялась хотя бы на несколько мгновений. Можно было не только увидеть, как туман обволакивает тебя, словно саван, но и потрогать его, узнать его запах и вкус. Иногда Гослинг даже ощущал его внутри себя, чувствовал, как он клубится в животе, заполняет череп серыми, неясными нитями.
Такой была их реальность, и об этом не следовало размышлять, но Гослинг не мог выкинуть мысли из головы и по этой причине заставлял своих людей грести: физическая нагрузка была для них полезна, давала иллюзию, что они не просто движутся сквозь туман, но плывут к какой-то цели, что их судьба в их руках. Что-то подобное было необходимо для поддержания духа.
Нужно было за что-то держаться, за что-то бороться.
Но была и другая причина. Скопления водорослей стали очень густыми, местами непроходимыми, но в зарослях были проложены каналы, и Гослинг оптимистично надеялся, что они куда-нибудь их выведут: в места, которые невозможно вообразить даже в самых страшных кошмарах, или туда, где их будет ждать избавление.
Поэтому они продолжали грести, то и дело сменяя друг друга, вглядывались в туман и ждали.
— Что-то приближается.
15
Сакс тоже ждал.
Он ждал, когда небольшую команду Кука постигнет крах. Это было также неизбежно, как смерть, налоги или анальные развлечения Фабрини. Некоторые вещи неминуемы: можно засунуть голову в песок или себе в задницу, но рано или поздно они все равно произойдут. И тут возникает вопрос, будешь ли ты готов посмотреть им в лицо как мужчина или же станешь обниматься с этими трусливыми педиками из компании Кука и плакать в три ручья.
Никогда в жизни Сакс не видел более некомпетентных людей, чем эта кучка клоунов: Фабрини, Кук, Менхаус и Крайчек, не говоря уже об их новом дружке Маковски — Чокнутом Слиме.
Ну и команда.
Таких кретинов можно увидеть, наверное, только в «Полицейских Кистоуна». Жалкое зрелище, даже противно. Сакс, несомненно, держал их всех за генетический мусор, Фабрини же он представлял в компании обмазанных маслом загорелых мальчиков, массирующих тому плечи и высасывающих друг у друга карамельки изо рта.
Господи, словно реалити-шоу для психопатов.
Кук, естественно, претендовал на лидерство.
«Но Элтон Джон тоже претендовал на право называться мужчиной», — подумал Сакс.
И если он лидер, то лидер кого? Вот вопрос. Потому что его команда — сборище неудачников: Крайчек свихнулся, Менхаус — маменькин сынок, Фабрини… Черт, Сакс, конечно, слышал про гомосеков, но Фабрини даже на их фоне выделялся своей трусостью. Еще этот новенький, Чокнутый Слим, у которого в голове тараканов больше, чем на помойке, и Кук — классический выродок, сидящий на вершине кучи дерьма, как цирковая обезьяна.
Каждый был сам за себя, что означало медленную смерть. Нанимая в Норфолке этих кретинов, Сакс и представить не мог, в каких бесполезных помойных крыс они превратятся. Самое крупное сборище педиков с момента воссоединения «Виллидж Пипл».
Сакс не мог удержаться от смеха. А еще говорят, что это он чокнутый, думают, что это от него исходит настоящая опасность. Надо же! Да он их единственная надежда на спасение в этом богомерзком месте, потому что все они — потенциальные мертвецы. У Кука нет лидерских качеств, ни у кого из них нет. Со временем — а его у них предостаточно, не так ли? — все развалится. Кук годится лишь на то, чтобы чистить ботинки и драить сортиры, а лидер из него никакой. Нет уж.
Будь у Кука хоть чуточка мозгов, он организовал бы все и спланировал: каждый должен быть вооружен, назначены часовые, хотя бы для начала. Потому что каким бы ни был Сакс, он точно знал: на корабле они не одни, что-то обитает здесь, рядом с ними. И это не просто еще один псих вроде Чокнутого Слима, а нечто другое, опасное.
Нечто зловещее.
Сакс понял, что рано или поздно они приползут и снова попросят его встать у руля. Другое дело, сколько их к тому времени останется.
16
Крайчек проснулся от неприятного звука. Он сразу подумал о крысах, о больших крысах, потому что доносившийся из-за двери звук был не легким поскребыванием, а скрежетом, от которого мороз шел по спине. В каюте царил полумрак. Кук и Фабрини спали. Бодрствовал лишь Крайчек и то, что находилось за дверью.
Сакс сказал, что на корабле есть крысы. А еще он сказал, что это хорошо, поскольку, когда еда кончится — а к этому все и шло, — крысы спасут им жизнь. В некоторых частях света, добавил бригадир, крысы считаются деликатесом. Но, слушая этот звук, напоминающий скрежет гвоздей по ржавому железу, Крайчек уже не был уверен насчет крыс.
«Ты знаешь лучше, чем кто-либо другой, что этот корабль вовсе не пуст, — произнес ледяной голос у него в голове. — Здесь есть нечто, и оно слушает, наблюдает и ждет. Не та дьявольская тварь из тумана, нет, вовсе не она. Та была огромных, колоссальных, космических размеров, эта же ограничена пространством. То, что ждет здесь, больше напоминает эхо, наделенное чувствами, безумное эхо, жаждущее общения».
Доносившееся из-за двери царапание сменилось легким, осторожным стуком, как в поэме По, которую Крайчек учил в десятом классе. Тук, тук, тук. Да. Кто же стучался в дверь? Крайчек не желал знать, но все же сел, спустив ноги с койки. Он хотел, чтобы то, что было за дверью, ушло прочь, отправилось скрестись к Саксу — куда угодно, только бы не оставалось здесь.
Тук, тук, тук.
Звук напоминал уже не безобидное постукивание, а нетерпеливую дробь пальцев. А если это пальцы, значит, за дверью человек, верно? Но кто же там? И если он хочет войти, то почему просто не спросит разрешения?
Да, барабанили пальцы, и их обладатель не уходил, потому что знал, что Крайчек в каюте, проснулся и слышит стук. Выходи играть. Выходи, выходи, где бы ты ни был…
