Элиана стояла у обочины, временами притоптывая от нетерпения и то и дело оглядываясь на вереницу пассажиров, направляющихся к фермам, – еще не поздно было присоединиться к ним.
Она уже почти решила их догнать, как вдруг на дороге замелькали огни.
Кучер дилижанса вгляделся в темноту.
– Охраны много! Похоже, министерская карета – эти не остановятся. Хотя можно попытаться…
Он замахал руками, и экипаж остановился.
– Что там у вас? – спросил охранник.
– Пассажирку не возьмете?
– Не положено. Это карета дипломатического ведомства.
– А ты спроси внутри, – подсказал кучер. – Может, согласятся? Тут дама едет навестить мужа в Булонский лагерь.
В те героические времена патриотизм считался едва ли не самым святым чувством.
Охранник наклонился к дверце и что-то негромко произнес. Получив ответ, выпрямился и кивнул Элиане.
Женщина не заставила себя ждать и быстро вскочила на подножку.
В карете сидело два пассажира. Один из них – мужчина – попытался рассмотреть путешественницу. Он понял, что она молода и, вероятно, красива. Ее движениям была присуща особая влекущая грация; когда она поднималась в карету, ему даже почудилось, будто из-под узкой юбки мелькнула стройная ножка в ажурном шелковом чулке.
Незнакомка поспешно произнесла слова благодарности и устроилась на противоположном сиденье.
Отчего-то мужчине не терпелось увидеть ее лицо, хотя обычно он был очень сдержан. Незнакомую даму окутывала какая-то волнующая тайна. Возможно, в том была повинна темнота и еще – еле слышный запах духов и тихий шорох одежды.
Карету мягко покачивало на рессорах, и это размеренное движение убаюкивало путников, заставляло их погружаться в глубины собственного сознания, внимать своим тайным думам и мечтам.
Вскоре показались огни Амьена, и во внутренность кареты проскользнули полосы серебристого света.
Элиана подняла глаза и – обомлела. Она увидела перед собой Максимилиана. Рядом с ним сидела Софи.
Молодая женщина пребывала в сильнейшем замешательстве. Ситуация выглядела достаточно пикантной. Элиана не знала, сказать ли что-либо или продолжать молчать. Ее спутники, по-видимому, испытывали те же чувства.
Вопреки всему Максимилиан не мог сдержаться и жадно вглядывался в лицо Элианы. Они не встречались более пяти лет, если не считать случая, когда Максимилиан увидел ее в Опере. Но тогда Элиана его не заметила.
Хотя фигуру женщины скрывала накидка, Максимилиан видел, что Элиана все так же гибка и стройна. Его всегда удивляла внешность этой женщины. Светлые волосы и белая кожа придавали ее облику ангельскую ясность, но темные глаза были полны земной страсти. В ней словно соединялись покой севера и жаркое дыхание юга, день и ночь, свет и мрак…
Максимилиан с досадой подумал о власти условностей, по вине которых он был вынужден держаться как с чужой с Элианой, женщиной, которая некогда была ему так близка.
Встретившись взглядом с ним и с Софи, Элиана поспешно опустила глаза. И все же она успела кое-что подметить. Хотя в свои сорок лет Максимилиан оставался весьма привлекательным мужчиной, его взгляд утратил выражение той особой мечтательной задумчивости, которая так притягивала ее. Отныне он производил впечатление очень уверенного в себе и достаточно замкнутого человека. Похоже, сомнения и порывы юности давно уже не тревожили его душу. Последний налет романтичности исчез, безжалостный холодный ветер времени сдул его, точно легкую прозрачную вуаль.
Софи же изменилась очень сильно. Цвет ее лица поблек, словно лепестки увядших роз, а фигура заметно отяжелела. Светло-серые, словно наполненные непросыхающими слезами глаза женщины смотрели на Элиану с осуждением и невольной опаской.
Но та быстро догадалась, в чем причина этих перемен: недаром сама выносила троих детей.
Вероятно, Максимилиан женился на Софи, раз они едут куда-то только вдвоем? Что ж, это вполне естественно – ведь она станет матерью его ребенка…
Внезапно Элиана ощутила нечто похожее на муки уязвленного самолюбия. Интересно, а что сделал бы Максимилиан тогда, пять лет назад, если б она призналась ему, что беременна? Элиана боялась, что в ее душе всколыхнутся прежние чувства, но нет, она не испытывала былого волнения. Только смущение и легкую досаду оттого, что все трое оказались в столь неловком положении.
Единственным, что ее всерьез тревожило, стала мысль о том, известно ли Максимилиану о существовании Адели. О ребенке знала только Шарлотта, и Элиана не могла предугадать, как поступит ее сестра. Она надеялась, что Шарлотта никому ничего не сказала, и все же полной уверенности не было.
Тем временем Максимилиан невольно сравнивал сидящих рядом с ним женщин. Он знал, что привлекает его в Софи: она была незаменима на дипломатических приемах и встречах, с нею он мог обсудить все дела, она умела вникать в происходящее и правильно оценивать ситуацию. Благодаря своему остроумию и привлекательной внешности могла расположить к себе самых разных людей.
Что же касается Элианы, она казалась более великодушной, человечной и по душевным качествам явно превосходила Софи.
Не привыкшая делиться с кем-либо своими переживаниями, Софи старалась скрывать эмоции – возможно, из осторожности, боясь стать уязвимой, а Элиана напротив – всегда стремилась к откровенности.
А самое главное – с Элианой Максимилиана связывало особое телесное притяжение, и в то же время она была достаточно умной, чуткой женщиной для того, чтобы понять и разделить его духовные потребности.
Он прекрасно понимал, что в таком сложном деле, как брак, когда люди вынуждены находиться рядом долгие годы, очень важно сочетание духовного и физического влечения. В противном случае человек рано или поздно начинает испытывать разочарование и усталость.
Близкие отношения с Софи завязались у Максимилиана достаточно давно, еще в Австрии, и поначалу его пленила новизна впечатлений, но после он понял, что, несмотря на все притворство, на искусственно разыгрываемую страсть, Софи гораздо холоднее и сдержаннее Элианы. В натуре Софи было много скрытой уязвимости, которую заслоняла броня интеллекта в соединении со стремлением во что бы то ни стало добиться любой поставленной цели. Максимилиан догадывался, что она его любит, но отчего-то боится проявить свои чувства. Возможно, она не была уверена в нем или просто опасалась потерять независимость? Максимилиан так и не сумел понять, что ей нужно на самом деле? Может быть, как и Элиане, – тепло семейного очага?
Он давно знал, что брака не избежать, и потому, осуществив свою давнюю мечту – купив имение, сделал Софи предложение. Она согласилась, и вот теперь ждала ребенка, поскольку далее откладывать появление наследника было бессмысленно. И сейчас, думая о будущем ребенке, Максимилиан приходил к выводу, что Элиана была куда лучшей матерью, чем Софи. Он вспомнил ее непосредственность в общении с сыном, – случалось, она играла и шутила, как маленькая, тогда как Софи всегда оставалась сдержанной и строгой. Она могла несколько часов подряд готовиться к приему или выезду в свет, но редко находила время, чтобы побеседовать с дочерью. В те времена многие дворянские семьи сбывали детей с рук кормилицам и нянькам, а после устраивали в закрытые учебные заведения и практически не занимались их воспитанием. Максимилиан сам так вырос, но теперь он хотел, чтобы его жена уделяла достаточно внимания семье и детям.
