обычного города. Даже не могу себе представить, что ваше Министерство здесь ищет? У нас в городе самый отъявленный революционер, бригадир шахтёров Деленио, так как украл с верёвки полицейский мундир, одел в него соседского осла и зарубил топором. И орал при этом, что такого наслаждения в жизни не испытывал.
— Смешная история, вынужден отдать должное вашему чувству юмора,
— без тени улыбки произнёс синьор Александр. — Только это не самая смешная история, произошедшая в вашем городе.
— Вы знаете ещё смешнее?
— Знаю. Один забавный случай произошёл у вас с одним постояльцем гостиницы. Мы с Парильей долго смеялись. Некий, известный в определённых кругах, синьор остановился в вашей лучшей гостинице. И, представляете, вот смех, какой-то ваш местный шутник залез на каланчу и давай палить по окнам приезжего синьора из винтовки новейшего образца.
— Смешно, — согласился Пиноккио.
— Дальше было ещё веселее. Этот приезжий синьор со своим другом выскакивает ночью на улицу, и там его, представляете такую шутку, изрешетили из револьвера. И весь смех в том, что до сих пор револьвер ещё не найден и убийца тоже. Кстати, а изъятый у вас револьвер какой системы?
— Не знаю.
— Не знаю. И номерок на нём, наверное, не помните? Впрочем, это неважно, да, Парилья?
— Абсолютно неважно, — подтвердил Парилья.
— Смешно, — опять сказал Буратино, чувствуя первые признаки удушья.
— Нет-нет, не смейтесь, это только начало, — заверил Бернарди, — весь смех только начинается. Представьте себе, что винтовка новейшего образца, из которой стреляли по окнам, была похищена с армейского склада. А весь смех в том, что в уголовном деле она фигурирует честь по чести, и номер её армейский записан, а сама винтовка утеряна. Обхохочешься! Ваши полицейские нашли такую ценную улику и потеряли её.
— Хочу сделать заявление, — сказал Буратино.
— Заявление? — удивился Бернарди. — Ну что ж, делайте, ради Бога.
— Пистолет, изъятый у меня синьором Парильей, был найден мною на рынке за час до изъятия. Я нёс это оружие в полицию. По дороге в полицию я был задержан, и этот пистолет был у меня изъят.
— Всё? — спросил Бернарди.
— Всё.
— Я ни секунды не сомневался, что вы, синьор Джеппетто, законопослушный и порядочный гражданин, да и богобоязненный. Но кое- что я вам сообщу. Один из младших офицеров из хозроты семнадцатого линейного полка пехоты сознался в краже.
— Какой ужас, неужто такие негодяи есть в нашей армии? — возмутился Буратино.
— Представьте себе, есть. А ещё есть и другие негодяи, которые у этих первых негодяев покупают ворованное оружие. Второго негодяя зовут Пепе Альварес. Может, где слышали краем уха это имя?
— У меня плохая память на имена, — ответил Буратино.
— Плохая память, плохая память, — синьор Бернарди застучал пальцами по крышке стола. — Ну и чёрт с ним, с этим Альваресом. Только вот помимо этой винтовки, из которой, кстати, по заключению баллистической экспертизы, был убит некий коммерсант по кличке Туз. Но это к делу не относится. Так вот, помимо этой винтовки, этот самый Пепе приобрёл несколько револьверов и взрывчатку. А вы говорите, что у вас в городе нет бомбистов. Кстати, а вы слышали, что на морской мине подорвался некий рыбак.
— Читал в газете, — ответил Пиноккио.
— И после всего этого вы, синьор Джеппетто, утверждаете, что ваш город тихий и провинциальный?
— Ну… — начал Буратино и не закончил.
— И ещё, о, Господь Всемогущий. Сколько у меня этих «ещё». Так вот, из револьвера той же системы, что купил Пепе Альварес, был застрелен, как вы изволите выражаться, ещё один известный коммерсант по кличке Рыжий. И странное дело, как только Рыжий был застрелен, в ресторанах, в которых он имел долю, тут же поменялся состав учредителей. Появились новые акционеры. И этот новый акционер тут же занялся ремонтом этих ресторанов. И вот я по этому поводу что думаю: странно у вас в городе люди делают бизнес, очень уж всё быстро, никакой судейской волокиты, никакой нотариальной писанины, бах-бах из револьвера — и небольшой пакет акций семи ресторанов переходит из одних рук в другие.
— Я даже такого себе представить не могу, у меня бумаг до потолка, я в них просто закопался, — произнёс Буратино.
— До потолка? Лицензии, разрешения, директивы, постановления, отчёты, балансы? Знаю-знаю, бухгалтерия. А можно ли взглянуть на все эти ваши бумаги? — спросил следователь.
— Увы, нет, всё недавно сгорело, — ответил Пиноккио.
— Ах, как жаль. Видите, как обстоят дела, вы закопались в лицензиях и отчётах, — произнёс синьор Александр, — а некоторые люди, тоже коммерсанты, без всяких лицензий и разрешений запускают винокуренные заводы.
— Неужто у нас в городе? — спросил Буратино.
— Не в черте города, но недалеко. И вот у меня какой вопрос возникает, — синьор Бернарди сделал паузу. — Есть ли у вас в городе, синьор Джеппетто, правоохранительные органы или их нет?
— В каком смысле?
— Да в прямом, — и тут первый раз в голосе синьора Александра звякнул металл, — у вас в городе есть хоть какая-нибудь власть или всё здесь разъела коррупция?
— Я не понимаю, о чём вы?
— Не понимаете, хорошо, я вам сей час объясню. Вы, синьор Джеппетто, нас не интересуете ни в малейшей степени, вы клиент отдела оргпреступности, а вот коррупция — это преступление против государства, против устоев, так сказать. И этим занимаюсь я. И я надеюсь, синьор Джеппетто, что вы как лояльный гражданин окажете мне посильную помощь в моей важной работе.
— А если я не смогу вам помочь? — спросил Буратино.
— Синьор Джеппетто, у меня материалов столько, что хватит на два повешения, — устало вздохнул синьор Александр. — Так что уж приложите усилия.
— Лучше два раза повесьте меня вы, чем один раз те, кого я сдам.
— Не торопитесь, подумайте. Мы организация серьёзная. Люди куда более крупнее вашего начинают рыдать, когда нас видят, наш министр очень влиятельный человек и вхож к Его Величеству. И уж если мы возьмём кого под крылышко, тому беспокоиться нечего. Да и чего вы боитесь, наша беседа не будет протоколироваться, я не заставлю вас подписать ни одной бумаги, вы не будете выступать свидетелем ни в каких процессах, наш разговор дальше этих стен никуда не денется. Нам нужна только информация. А за это вы получите свободу. Я дам вам двадцать четыре часа, и только после этого объявлю розыск.
— Мои друзья тоже арестованы? — спросил Пиноккио после некоторого раздумья.
— Пока нет, но завтра сюда прибудут люди из отдела по борьбе с оргпреступностью, и они займутся ими. Но это будет завтра. И если мы с вами договоримся, то ближе к утру вы будете на свободе. И бегите со своим
