снова закрадываться в мой разум.
Что, если Матео не выживет?
Нет.
Я выбрасываю эту плохую мысль прямо из головы.
У него все получится. Он сделает это. Он поклялся найти меня, и я заставляю его выполнить это обещание. Сжимая монету в руке, осознаю, почему Матео отдал мне свое самое ценное имущество. Это потому, что он собирается прийти за мной, как только сможет.
Хотя это должно пугать меня, это не пугает. Это дает мне надежду и наполняет всепоглощающим чувством покоя.
Я тут же даю молчаливую клятву, что не позволю ему сесть в тюрьму из-за меня. Если я смогу каким-либо образом помочь его судьбе, именно это и сделаю. А потом придумаю, как нам быть вместе. Я не собираюсь отказываться от него, потому что знаю, что он никогда, никогда не откажется от меня.
Глава 58
Ария
Я дома. Наконец-то дома.
Я должна быть вне себя от радости.
Должна чувствовать себя безмерно счастливой. Но я не чувствую ничего из этого, потому что Матео здесь нет. Он где-то в больнице, борется за свою жизнь. Отец, наконец, сообщил мне об этом после долгих просьб.
Матео жив, но в критическом состоянии.
Я не могу спать, есть или дышать, не думая о нем.
Глядя в окно моей старой спальни, которая теперь кажется чужой, я глубоко вздыхаю. Моя собственная семья удерживает меня против моей воли. С тех пор, как я здесь, то не могу выйти из своей комнаты, не говоря уже о том, чтоб выйти из дома. Все они думают, что я страдаю от тяжелого посттравматического стрессового расстройства и стокгольмского синдрома, и терпеливо ждут, когда избавлюсь от этого. Но чего они не понимают, так это того, что избавляться не от чего. Знаю, все это звучит безумно, но я влюбилась в своего похитителя. И я не смогу успокоиться, пока не буду уверена, что с Матео все в порядке.
Раздается стук в мою дверь, вырывающий из моего внутреннего смятения.
— Войдите, — зову я.
В комнату заходит отец. Он выглядит хуже некуда, на его лице запечатлено беспокойство, и я чувствую себя ужасно, моей семье пришлось столько пережить, пока меня не было. Уверена, что постоянное беспокойство и незнание того, что происходило со мной все это время, действовало на всех эмоционально и ментально.
Папа стоит в нескольких футах от меня, и я понимаю, что в его руках зажат лист бумаги. На нем костюм, но галстук развязан, а рубашка помята. Темные волосы растрепаны, как будто он провел по ним некоторое время, приглаживая их руками. Это настолько не похоже на обычный вид моего отца, что пугает. Он всегда собранный и все контролирует.
Сглатываю, во рту у меня внезапно пересыхает.
— Что это? — Спрашиваю, хотя, судя по реакции моего отца, я не уверена, что вообще хочу услышать ответ.
Его серые глаза останавливаются на моих, прежде чем он опускает взгляд на бумагу, сжимая ее так сильно, что клянусь, пытается стереть чернила с напечатанных слов.
— Пришли результаты твоих анализов крови, — начинает отец. — Ария… Его голос затихает, и я внезапно начинаю беспокоиться.
Боже, из-за того, как он себя ведет, я, наверное, подхватила какую-то неизлечимую болезнь или что-то в этом роде?
— Папа, что это?
— Ты беременна, Ария.
Я смотрю на него, быстро моргая, как будто пытаюсь глазами набирать азбуку Морзе или что-то в этом роде.
— Что? — Спрашиваю, хотя слышала его громко и отчетливо.
— Ты беременна, — говорит он напряженным от эмоций голосом.
Мой взгляд опускается к плоскому животу. Еще даже ничего не видно. Никаких явных симптомов я не испытывала. Я понятия не имела.…
Отец прочищает горло и говорит: — Итак, у нас есть несколько вариантов. Мы можем отвезти тебя в клинику …
Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
— Я оставлю ребенка, папа.
Он торжественно кивает.
— Это твой выбор, — его голос полон муки. А затем добавляет: — Я просто не знал, захочешь ли ты сохранить его.
— Почему я не должна этого хотеть?
— Потому что ты думаешь, что влюблена в человека, который держал тебя в плену месяцами, — непреклонно объясняет он.
— Нет. Я так не думаю, папа.
Я вижу облегчение на его лице, и мне почти не хочется взрывать его пузырь тем, что собираюсь сказать.
— Я не думаю, что люблю Матео. Я знаю, что люблю его. Я влюбилась в него. Собравшись с духом, я продолжаю: — Папа, у меня нет стокгольмского синдрома или чего там еще, черт возьми, хотя люди думают, что есть. Я не брежу и не отрицаю того, что со мной произошло. Прекрасно понимаю, насколько безумно все это звучит, но мне все равно. Мои чувства — это мои чувства, и я не буду притворяться, что их просто не существует.
Мне требуется несколько секунд, чтобы успокоиться, прежде чем я добавляю: — Ты знал, что Матео был тем, по чьему приказу Константин Карбоне был убит в тюрьме?
На его лице удивленное выражение, поэтому я понимаю, что мой отец ничего не знал об этом.
— Когда Матео узнал, что Константин похитил меня и причинил боль, он приказал убить Константина. Он сделал это для меня, папа.
У меня перехватывает дыхание, когда я думаю обо всех случаях, когда Матео защищал меня.
— Это было не единственное, что он сделал для меня. Он оберегал меня. Он всегда оберегал меня.
Никто еще не позволил мне рассказать свою версию истории, и я чувствую себя освобожденной, когда могу рассказать им что-то хорошее о Матео.
Моему отцу требуется несколько минут, чтобы переварить мои слова. Прочистив горло, он говорит: — Ты же понимаешь, что Матео отправится в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
Моя голова протестует со злобной пульсацией, когда я думаю о том, что никогда больше не смогу увидеть его, за исключением тех случаев, когда он за стеклом или решеткой.
— Должно быть что-то, что мы можем сделать. Я могу дать показания или что-то в этом роде! Скажите ФБР, что это была не его вина, что я была там не против своей воли.
Я близка к истерике, но мне все равно. Я не хочу, чтобы мужчина, которого люблю, попал в тюрьму из-за меня.
— Хотел бы я, чтобы все было так просто, — начинает отец. — Ты должна понимать, что это не просто обвинение в похищении, Ария. Матео не очень хороший человек. ФБР долгое время держало его на первом месте
