которую по-настоящему любил.
Ничего подобного я доселе не испытывал. И все же это случилось.
И это было прекрасно.
41
Похоже, спали мы долго.
Кэт разбудила меня, прижавшись своими губами к моим.
— Привет, — выдохнул я, глядя ей в глаза.
— Самое время просыпаться, — ответила она с улыбкой.
— Ох, ты — тот еще будильник. Снегович не намечается?
— Нет, я смотрела. На западном фронте — без перемен. Как ты?
— Всяко лучше, чем было.
— Ладно. Не буду тебе мешать.
— Ты не мешаешь.
— Прости, я… просто… истомилась немного.
— По чему?
— По тебе.
В этот раз мы провозились дольше. Мы прикипели друг к другу. Кэт исследовала мое тело, поглаживая и слегка царапая. Я старался не отставать. Я целовал ее, пробовал на вкус, в малейшее прикосновение вкладывая максимум страсти. Нет, такого у меня решительно не было никогда — подобные трепещущие волны чувственных наслаждений были мне доселе неведомы.
Мы отдавались друг другу едва ли не отчаянно.
Мы буквально стирали друг друга.
А когда закончили — ничего от нас не осталось, кроме мягкого, страдальческого блаженства и тяжелого, глубокого дыхания. Из-за каменистой природы нашего ложа мы заработали кучу мелких царапинок и стесов кожи — на локтях, коленях, бедрах, ягодицах. Красные пятна засосов на наших телах просто не поддавались счету.
И мы кровоточили.
Все наши нашлепки и повязки канули. Что-то — раньше; что-то — уже сейчас. Кровь текла у меня из ран над бровью и у предплечья, у Кэт — из вновь раскрывшихся ранок от укусов Эллиота на шее, ноге и в паху. Какую-то часть крови мы друг с друга слизали.
Закончив, мы лежали, выдохшиеся, на спинах. Ветер обдувал наши разгоряченные тела.
Какое-то время — долгое время — мы даже слова не могли вымолвить.
Первой подала голос Кэт:
— Тебе хорошо?
— Как никогда в жизни.
— Мне — тоже.
— Я, похоже, даже встать не смогу.
— Слишком много потеряно драгоценных телесных соков, — сказала Кэт.
— А, пустяки.
— Хотя, не так уж много потеряно, в основном мы ими обменялись. У тебя, между прочим, прекрасный вкус.
— И у тебя тоже.
— Пальчики оближешь.
— Фу, Кэт.
Она тихо засмеялась.
— Считай, это комплимент.
— Спасибо-спасибо.
Мы еще немного помолчали, потом она спросила:
— Ты когда-нибудь делал это прежде?
— Что именно?
— Пробовал чью-нибудь кровь на вкус?
— Не думаю. А ты?
— Да. — Она повернула голову и посмотрела на меня. — Несколько раз. Но сейчас — первый раз, когда меня это вынудил сделать не Эллиот. Мне понравилось.
— И мне тоже.
— Мы теперь перемешаны, Сэм. От тебя — во мне. От меня — в тебе. — Кэт улыбнулась. — Мы теперь единое целое.
Ее рука нашла мою руку.
— Единое целое, — эхом откликнулся я и крепко сжал ее.
— Интересно, мы теперь вампиры?
— Из-за чего? Из-за того, что попробовали кровь друг у друга?
— Да. Как думаешь?
— Вряд ли.
— В любом случае, почему бы и нет?
— Я просто целовал твою шею и случайно попал туда же, куда до меня — Эллиот.
— Случайность, выходит?..
— Ну да. Правда, ты не попросила меня перестать.
— А ты ведь и не хотел перестать.
— Твоя правда. Но это не делает меня вампиром.
— Ты тогда стал похож на вампира. Очень-очень.
— Только потому, что это была ты, — сказал я.
— Правда?
— Святейшая. Пить еще чью-то кровь у меня нет никакого желания.
— Значит, единое целое.
— Коим мы были всегда, — тихо произнес я.
— Ради той, что, впиваясь, мне дарит любовь, — процитировала Кэт. — Ведь ты почти предупреждал меня тогда, Сэм. Обо всем об этом.
— Это просто фантазия, — покачал головой я.
— Фантазия о вампире или о жертве вампира?
— Быть может, и о том, и о той.
— Здорово. Так как тебе — быть единым целым?
— Прекрасно.
— Да. Здорово. — Ее рука сжала мою в ответ. — Если мы выберемся из всего этого живыми…
— Мы выберемся, Кэт.
— …если все же выживем, я не хочу терять тебя больше, Сэм. Мне так хорошо, когда мы вместе. Наверное, я тебя люблю. Наверное, всегда любила.
Она подобралась ко мне, закинула на меня ногу и мягко поцеловала. В этом поцелуе не было ни безудержности, ни жажды — но от этого он не был хуже, отнюдь. Простой, короткий знак любви. Она положила голову мне на грудь, и я погладил ее короткие, влажные волосы.
Так мы скоро и заснули.
Когда я пробудился, Кэт все еще лежала на мне, все еще спала — дыша ровно и неспешно. Ветер утих. Хоть мы и залегли в тени, воздух был сухой и горячий. Я чувствовал дыхание Кэт на своей груди. И — что-то еще. Посмотрев вниз, я увидел маленькую блестящую лужицу на коже — там, где угол ее рта опирался на мою грудь. Кэт во сне пускала на меня слюни.
Я улыбнулся.
Закрыл глаза.
И тут взвыл клаксон чьей-то машины.
Кэт продолжала дремать.
Клаксон завыл снова.
Я мягко потряс Кэт за плечо. Она застонала, с трудом оторвав от меня голову. Ниточка слюны стекла на ее раскрасневшуюся щеку, оттуда — на подбородок, и с него — на меня.
— Что… — спросила она.
— Кто-то сигналит нам.
— Хм? — Она потрясла головой и, сонно моргая, уставилась на меня.
— Тут машина, Кэт.
Она поморщилась.
— Снег?..
— Не знаю. Может быть, Пегги очнулась.
Хмурясь, Кэт повертела головой туда-сюда, разминая шею. Сон не желал отпускать ее из своих объятий.
— Вряд ли в моем автомобиле еще осталось, чему гудеть…
Нам подали сигнал еще раз.
— Мой клаксон звучит не так.
— Я пойду и посмотрю, — сказал я.
— Вместе пойдем. Единое целое. Не забывай.
Мы встали на ноги, вздрагивая и постанывая. Наша одежда была разбросана в совершеннейшем беспорядке вокруг. Даже носки. Кэт подцепила с земли рубашку и принялась влезать в нее. Я влез в трусы. Носки пришлось натягивать в спешке и кое-как, прыгая с ноги на ногу.
— Что-то он умолк, — заметила Кэт.
— Может, уехал?
— Верится с трудом.
Я спрятал церковный ключик в свой носок. Кэт сунула ноги в шлепанцы Пегги и пошла вперед, к солнечному свету.
— Обожди! — взмолился я.
Не обращая на меня внимания, она вышла из тени и, низко приседая, поспешила вперед. Я заторопился следом. Подхватил ее сзади, когда она едва не оступилась.
На руках и коленях мы подползли к краю. Ползти так по мелким камушкам было неприятно. Но — не так неприятно, как то, что мы увидели.
Снег Снегович вернулся.
Донни был реален.
Они стояли вместе на крыше фургона, остановившегося за останками автомобиля Кэт.
Все четыре
