дверцы были открыты. Пегги как-то умудрилась вывалиться из салона — а может, ее выволокли. Спиной она была на земле, а ногами — все еще в салоне. Выглядела она так даже мертвее, чем прежде.
А Донни был явно жив.
Как и сестра, он оказался тощим и светловолосым. Вихры у него были порядочной длины. Снегович намотал их себе на руку и крепко держал. Руки Донни были за спиной — и, хоть мне их и не было видно, понятно было, что их там чем-то стянули или связали.
На ногах парня были туристические бутсы Кэт. Без шнурков они смотрелись клоунскими туфлями на его узких ногах.
Больше на Донни ничего не было.
Его кожа была красной — видимо, от солнца, — но ранен он, похоже, не был.
Снегович, прижав пленника к себе, приставил к его горлу нож. Мы отползли назад — туда, где край скалы мог скрыть нас от взгляда седого психа. Если он был не виден нам с такой позиции, то мы ему — подавно.
— Надо что-то придумать, — пробормотала Кэт.
— Знаю. Знаю. О Боже.
— Ты видел Пегги?
— Да.
— Он что, убил ее?
— Боюсь, ее убила авария. Или она все еще в отключке.
— Да что-то это уже не похоже на отключку.
— А парнишка-то, вроде, цел.
— Черт! Бедняга… — Она прикусила нижнюю губу.
Я мягко потер ее спину через рубашку.
— Мы должны его спасти, — сказала Кэт, глядя мне в глаза.
— Но как?
— Есть идеи?
— Ты у нас хитрая, — напомнил я ей.
С ужасающей решимостью в глазах она тряхнула головой.
— Мы должны, обязаны как-то развести их. Понимаешь? Старая ситуация. Пока у него Донни, нам его никак не достать.
— Что-то мне не хочется доставать подобного типа.
— Не одному тебе.
— Но мы должны.
— Конечно же.
— Пойдем назад, оденемся до конца, — сказал я. — Погибать — так хоть в приличном виде.
— Согласна.
Мы поползли назад, к нашей тени, и наскоро оделись полностью. Джинсы мои были какие-то отяжелевшие и неприятные коже — будто за все время, что я был без них, накопили тепла побольше. Рубашка все же повторила судьбу своей предшественницы, но я все равно напялил ее и проверил, на месте ли зажигалка.
Кэт тем временем пробовала застегнуть свою блузку. Ее руки ужасно дрожали. Пуговицы не попадали в дырочки, а если попадали — долго там не задерживались, выскальзывали обратно. Наконец ей удалось нормально застегнуть две из них.
— Ну что, идем?
— Надеюсь, он не убьет нас сразу.
— А пусть попробует, сученыш.
Она улыбнулась.
— Крепкий же ты орешек.
— Это ты — крепкий орешек, Кэт.
— Самое время посмотреть, чьи орешки покрепче будут — его или наши.
— Что бы ни случилось, — отмахнулся я, — я рад, что успел пережить с тобой так много.
— Я еще не собираюсь умирать.
— Ну это само собой. Я о том, что если я умру сегодня — что ж, жизнь я прожил хорошую.
Она опустила глаза.
— Тебе совсем не обязательно умирать сегодня.
— Я знаю. Попробую продержаться.
— Я люблю тебя, Сэм.
— И я тебя люблю, Кэт Лоример.
Она подошла вплотную ко мне, мы обнялись и поцеловались. Мы оба знали, что это может быть наш последний поцелуй. Что, может быть, больше нам уже никогда не быть наедине друг с другом. И потому то был долгий поцелуй — а объятья были столь крепки, будто мы боялись, что сейчас кто-нибудь из нас превратится в дым и исчезнет.
Там, внизу, Донни коротко, но громко вскрикнул.
И Кэт выпустила меня. В ее глазах полыхало отчаяние.
— Пора идти, — сказала она твердо.
42
— Сэм! Кэт! Помогите мне! — кричал мальчишка.
Мы вернулись к краю выступа — как и прежде, ползком — и глянули вниз. Снегович все еще держал Донни за волосы.
Впрочем, кое-что в картине изменилось.
Кровь теперь текла из почти десятисантиметрового диагнонального разреза над левым соском Донни. Будто парень был натурщиком какого-то безумного художника, яростно махнувшего на него кистью, щедро окунутой в красную краску. Потеки уже миновали талию и достигли середины его бедра.
— Эй вы там, наверху! — взревел Снег. — Даже не пытайтесь сделать вид, что вас тут где-то неподалеку не водится! Спускайтесь живо, а не то у меня терпелка крюкнется! Видите парня? Не послушайтесь — я его прямо тут свежевать начну! Спускайтесь, говночисты, слышите?
Кэт подалась назад, то же самое сделал и я. Мы переглянулись.
— У меня есть план, — сказала Кэт. — Я спускаюсь.
— Может, пока не стоит?..
— Я считаю до десяти! — голосил Снегович. — Пока я считаю, пораскиньте мозгами! Будете ныкаться — увидите, как я парнишку к ногтю прижму да по ветру пущу! Прямо на ваших глазах — если не покажетесь и не придете ко мне! Ну а если вы ушли и не слышите меня — что ж, влип ваш Донни, крышка ему что так, что эдак! Вас никто не просил уходить. Надо было сидеть в гребаной машине! Итак, раз!
— Я спущусь и скажу ему, что ты умер, — принялась быстро объяснять Кэт. — Скажу, что мы доползли наверх, но твои раны после аварии были слишком тяжелые, и ты истек кровью.
Я покачал головой.
— Сэм, не на…
— Два!
— Не стоит тебе туда идти! Он поймет, что ты врешь!
— Три!
— Не поймет и не узнает! Чтобы это проверить, ему придется лезть сюда! Он не сможет! Не в такую жарищу!
— Если ты спустишься, ты только…
— Четыре!
— …обеспечишь ему еще одного заложника!
— Зато тебе будет проще! Ты сможешь спуститься незаметно и подкрасться к нему!
— А что он успеет сделать с тобой, когда я смогу подкрасться?
— Я…
— ПЯТЬ!
— …буду в полном порядке.
— Ну все, вы напрашиваетесь! Сейчас я сосунка-то укорочу!
— В таком же порядке, как и Донни сейчас? — ужаснулся я.
— В том-то и дело! — сказала Кэт. — Как ты не понимаешь? Ему не нужна я, ему нужен ты.
— Мы оба ему нужны.
— Это тоже верно, но…
— СЕМЬ-ВОСЕМЬ! МНЕ НАДОЕДАЕТ!
— Черт, ты слышала?..
Кэт кивнула.
— Он не даст нам уйти просто так, но на тебя у него явно особые планы. Он любит парней.
— Это, тем не менее, не мешало ему лапать Пегги!
— Да, она так сказала. Но она была…
— ДЕ-Е-Е-Е-ЕВЯТЬ!
— …просто его посланницей, — продолжила Кэт. — Не мальчик. Он всегда держал Донни при себе. Пегги была просто вишенкой к его тортику, которую, в случае чего, не жалко и на пол смахнуть, а вот Донни он не отпускал!
— Если ты права…
— Я права.
— Девять с полови-и-и-иной!
— …тогда не
