отзывается новенькая.
Мюриэль протягивает руку.
– Дай помогу со значком.
Перл хочет ее предупредить, но уже слишком поздно. Иголка впивается в подушечку большого пальца Харпер. Губы девушки тихо размыкаются, но она не издает ни звука.
Мюриэль одобрительно кивает и отворачивается. Урок истории начинается.
Перл наблюдает, как новенькая вынимает булавку у себя из пальца. Серебряная игла сверкает алым. Она чувствует взгляд Перл и поднимает глаза. Глядя прямо на нее, Харпер отправляет острый окровавленный кончик прямо себе в рот и дочиста обсасывает блестящую серебряную иглу. А потом быстро прикалывает значок к отвороту блейзера.
– Фу, – пораженно шепчет Перл. – Ты выпила собственную кровь.
Харпер окидывает взглядом кабинет. Недовольный учитель хмурится у доски.
Она наклоняется ближе к Перл.
– Нельзя оставлять свою кровь где попало, – шепчет она ей на ухо. – С каждой каплей ты лишаешься частички себя. Кто эта жирафа?
– Мюриэль, – с восторгом шепчет Перл. Мюриэль сделала ей больно, но Харпер все равно. Она смогла сохранить контроль. Теперь, в присутствии этой новой девочки, Перл снова может дышать.
– Погуляем после уроков? – спрашивает она. Сердце Перл бешено колотится, пока новенькая не кивает.
* * *
Дождь серыми кулисами окружает трибуны и гремит по металлической крыше, словно аплодисменты. По легкой паутинке сползает паук. Здесь, внизу, его территория, эти места не предназначены для обычных девчонок – но это ничего, Перл уже давно не чувствует себя обычной девчонкой. Харпер подает ей бутылку из своей сумки.
Обжигающий глоток напоминает Перл, что она жива.
– Что такое? Грустишь по поводу дяди?
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – говорит Перл.
Глаза Харпер становятся больше и больше с каждым произнесенным словом, и она роняет голову в ладони, как будто история Перл обладает физическим весом и наполняет череп Харпер свинцовым грузом.
– Черт возьми, – Харпер лишь слегка касается плеча Перл, и та поражается, как Харпер угадала ее желание: именно сейчас ей страшно хотелось, чтобы до нее дотронулись. И все же эти объятия обжигают.
– На будущее, – добавляет Харпер. – Если хочешь, чтобы тебя оставили в покое, говори, что у тебя умерла собака. На это людям реально не наплевать.
Харпер узнала про магию из книги. Ей подарили ее в детстве, так что это была детская книга. На обложке красовался плохо нарисованный котел и женщина с длинными развевающимися на ветру волосами и каким-то пучком трав в руках. Там было много всего про равновесие, силу земли и Гею[22]. Но Харпер это все не волновало. Ее волновали реальные вещи, которые заставляют человека в тебя влюбиться, или сгнить заживо, или, например, изменить цвет глаз.
В книге про это было совсем мало. Так что Харпер и Перл бросили ее.
Магию нужно изобретать в моменте – вот к какому выводу они приходят. Настоящих заклинаний не существует. Ничто не срабатывает дважды. Девочки понимают, что делают все правильно, когда мир вокруг подергивается синей дымкой, звуки затихают, и остаются только они и то, на чем они сосредоточены. Кровавая бумажная полоска и кусок коры, которой они нашептывают желания. Кровь, смешанная с землей из ботинка одной девчонки, чтобы у нее при всех начались месячные прямо на футбольном поле. Имена, написанные на обрывках бумаги вместе с датами. Что-то случится в этот день с этим человеком. Они никогда не уточняют что. Пусть решает вселенная.
Перл стискивает зубы и вытягивает тонкую прядь волос Мюриэль. Вокруг нее в темноте слышится девичье дыхание.
Ножницы тихо лязгают, приблизившись к голове Мюриэль. В тишине звук кажется громким, но та продолжает спать.
Харпер берет Перл за руку и тихо ее уводит. Они скользят между рядами кроватей, как призраки. Кто-то ворочается и стонет во сне, и девочки в ужасе останавливаются, застыв рука в руке, как статуи. Но никто не просыпается. Перл чувствует в этом силу. Они могут делать со спящими девчонками что угодно – с их шеями, ушами и уязвимыми глазами.
Они вылезают через расшатанное окно на первом этаже – петли неплотно прилегают к раме, Харпер заметила это в первый же день. Перл и в голову бы не пришло высматривать что-то подобное.
– Годы опыта, – весело объясняет Харпер. – В этом отчасти и заключается магия: знать, что искать.
Шелковистый вечерний воздух обволакивает их лица, и они бегут сквозь дождь под грохот собственных сердец в свое специальное место, под трибуны, которые, как они думают, скроют пламя от любого, кто решит вглядеться во тьму.
Девочки сжигают волосы в серебряной чаше (крышка от мусорного бака) под полной луной (вроде как, хотя ее не очень видно за пеленой дождя). Они просят, чтобы Мюриэль исключили.
С ней ничего не происходит, только на следующий день она находит у себя на голове обрезанный клок волос. Мюриэль постоянно с недоумением его щупает.
Харпер дружит с парнем, который работает на заправке примерно в миле от школы. Она ходит туда почти каждый день. Прогулки разрешены, они полезны для юных леди. Только потом Перл задастся вопросом, какого рода дружба может связывать семнадцатилетнюю девочку и мужчину средних лет. Харпер всегда возвращается с кисло-сладким запахом изо рта.
Иногда Перл наблюдает, как Харпер творит свою личную, персональную магию. Она шепчется с цветами, птицами и облаками. «Скажите ей, что я люблю ее», – шепчет Харпер. Перл знает, с кем она разговаривает. Натаниэль Пеллетье умер, не успев узнать.
Это печально, но это было разумное решение, – думает Перл. Кто разрешит подростку выносить ребенка?
– Думаешь, он винит меня за то, что я не оставила ее? – иногда спрашивает Харпер, глядя на Перл распахнутыми глазами. – Думаешь, теперь он знает? Они теперь вместе?
Перл передергивает от мысли, что Натаниэль Пеллетье парит где-то в небе над их головами с призраком младенца в руках.
– Мне стало лучше, прежде чем все это случилось, а теперь слишком поздно. Я зашла слишком далеко во тьму. – Харпер подбирает промокшего мотылька и осторожно кладет на балку над трибунами, чтобы его крылышки высохли.
– Неправда! – возражает Перл. – У нас есть планы! –
