с Брук. Безусловная любовь. Брук знает, что она может обратиться к своему отцу в любое время, и я почти уверена, что она в курсе, что он бросил бы всё ради неё. Это действительно впечатляет меня.
Когда мне было четыре, я была слишком напугана, чтобы сказать родителям, что случайно описалась в свою постель. Они наверняка бы накричали на меня. Когда же Брук делает это, она просто говорит Майлзу и знает, что ничего не случится. Она знает, что всё в порядке.
Когда мне было четыре, и я часто пугалась кошмаров, мне приходилось бодрствовать до тех пор, пока на меня не накатывала усталость и я не теряла сознание. Я ни за что не смогла бы пробраться в родительскую постель, в отличие от моей сестры. Брук же сразу прыгает прямо на своего отца и требует, чтобы он обнял её, оберегая от монстров, которые преследовали её во сне. Он находится рядом с ней, даже когда она не может заснуть.
Может, он просто порядочный родитель, но мне нравится, как Майлз относится к Брук… Это всегда будет для меня удивительным, впечатляющим.
— Мы купим мороженое, когда вернемся домой? — спрашивает Брук, заставляя Майлза рассмеяться и недоверчиво покачать головой.
— Да, — отвечает он, растягивая это слово со вздохом. — Я думаю, мы можем это сделать.
— Тебе не следует покупать мороженое. — вмешивается моя мать, она скрестила руки на груди, устремив пустой, но суровый взгляд на моего мужа, — Ты хочешь, чтобы она набрала вес?
— Заткнись, Холли. Просто… Закрой. Свой. Чертов. Рот. Ты можешь это сделать?
Я ахаю, не ожидая, что Майлз сбросит атомную бомбу на глазах у Брук. Он никогда этого не делает. Он даже не произносит таких слов, когда зол настолько, что в мультфильме его голова покраснела бы, а из ушей пошел бы пар. Он всегда скрывает это.
— Как ты смеешь говорить со мной так, будто…
— Дело не в том, как я должен разговаривать с тобой. Тебе следует спросить себя о том, в какой момент ты начала разговаривать со своей дочерью так, словно она была ошибкой. Как будто она для тебя обуза. Как ты смеешь говорить со своей дочерью так, словно она проблема? В то время как ты сама создаешь эту проблему, — перебивает Майлз, не сводя глаз с моей матери. Всё, что я могу делать, это наблюдать за ними, слушать, стараясь удержаться от того, чтобы сбежать.
— Она была ошибкой!
О, ладно, я догадалась об этом много лет назад, так что меня это больше не удивляет.
— Для тебя, может быть. Но это всё равно не даёт тебе права говорить с ней так, словно она сделала что-то не так, хотя она вовсе не виновата…
— Через год или два ты увидишь, что эта девушка не доставляет ничего, кроме проблем. Ты будешь считать свой брак такой же ошибкой, как и её саму.
Майлз качает головой, позволяя печальному смешку вырваться наружу:
— Ты ошибаешься, Холли. Эмори — это лучшее, что случилось со мной за долгое время. Эмори — моя жизнь, и я не могу понять, почему ты её не любишь. Я не могу понять, как ты смотришь на неё и не видишь ничего, кроме недостатков. Потому что, когда я смотрю на свою жену, я вижу совершенство. Когда я смотрю на неё, мой мир замирает, и я теряюсь в каком-то фантастическом моменте, в котором существуем только мы. Ты в нашу семью не входишь. Единственное, что не так — это мать, которую, к сожалению, она не может обменять на кого-то получше…
— Мэмори действительно хорошая, — говорит Брук, даря мне широкую улыбку, от которой мое сердце вмиг начинает таять. Её улыбка заставляет, в хорошем смысле, болеть мое сердце даже сильнее, чем слышать, как Майлз называет меня совершенством.
— Так оно и есть, верно? — Майлз отвечает своей дочери, на этот раз глядя на меня. — Красивая во всех смыслах.
Я направляюсь к мужу, полностью игнорируя маму. Я готова либо заплакать, либо уйти, либо и то, и другое. Нет, просто уйти, Майлз не позволит мне плакать.
Майлз, стоя прямо передо мной, улыбается мне, когда Брук немного наклоняется вперед, чтобы дотянуться до моего лица. Я уверена, что она видела, как Майлз делал это уже около сотни раз, поэтому сейчас она обхватывает мое лицо ладонями.
— Ты такая красивая, Мэмори.
— Ты пожалеешь об этом, Эмори, — произносит мать напряженным и низким голосом. В этом есть какая-то острота.
Я поворачиваюсь к своей матери, просто глядя на то, как она стоит. Опущенные руки сжаты в кулаки. Она выглядит неряшливо — полная противоположность тому, какой она была до смерти моей сестры. Раньше она всегда была аккуратной. Выглядела роскошно, дорого, хотя у нас никогда не было много денег. Она всегда следила за тем как одевается и насколько хорошо выглядит.
— Мне жаль тебя, — наконец говорю я, — может быть, однажды ты поймешь, что у тебя могла быть хотя бы одна дочь и потеря обоих детей не стоила всей той ненависти, которую ты демонстрировала.
— Ей жаль меня! — она усмехается, снова игнорируя мои слова. Она отворачивается от меня и вместо этого смотрит на Майлза. — Позволь мне предупредить тебя, Майлз. Брук не всегда будет твоей поклонницей. Когда-нибудь она возненавидит тебя, и ты возненавидишь её в ответ.
Майлз даже не выглядит смущенным.
— Я не думаю, что когда-нибудь это произойдет. Каждый ребенок проходит хотя бы раз в своей жизни через стадию, когда ему неловко рядом со своим родителем, но в конце концов она всё поймёт. Брук знает, что я всегда буду рядом с ней. Она знает, что я буду любить её. Так что не забивай себе голову мыслями о том, как мой ребенок возненавидит меня. Лучше начни думать о том, что ты сделала не так, что твой ребенок ненавидел тебя.
Брук явно не согласна со своим отцом, что читается по её лицу пока она не начинает говорить:
— Я не стесняюсь, папочка, — говорит она, прислоняя свою голову прямо к голове Майлза. — Я всегда люблю тебя.
Невозмутимое выражение лица Майлза быстро сменяет гордость. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, что он чертовски горд собой за то, что не отказался от неё и сумел так сильно полюбить свою дочь.
Я уверена, что, когда она станет немного старше, она всё равно будет знать, что её любят. Зная Майлза, не будет ни одного дня, когда он не заставит её почувствовать себя любимым ребёнком. Я, честно говоря,
