а не политиков и воинов. Власть меняется – искусство волшебства остается. Там, на вершинах этого искусства, многие вообще забывают о том, что были людьми, про все те тонкие связи, которые связывали их с миром. Про кровные узы и узы любви – в первую очередь. Магия иссушает сердце, если дать ей слишком много власти над собой.
Взять хотя бы дядю Гилберта…
– Вы сегодня задумчивы, милорд.
Ахо остановился, потому что впереди была дверь, а за дверью – зал с камином и зеркалом, которое прятало за собой комнату. Кабинет. Логово волшебника-самоучки. Оно могло оказаться опасным и совершенно безобидным с одинаковой вероятностью, но, если верить Ахо, там не было ничего, страшнее пауков.
Кондор открыл коту дверь, поймав себя на мысли, что с какого-то момента стал верить фэйри – непростительная глупость, на самом деле. Ахо пока не подводил его, он выполнял приказы точно и без подвохов, и единственное, в чем его можно было бы упрекнуть, это тон в разговорах с кем-то, кого пикси считал глупее или слабее себя. С леди Лидделл, к примеру, хотя ей, как считал Кондор, словесные перепалки с фэйри только шли на пользу – девушка начала огрызаться, а не хлюпать носом по поводу и без.
Из Ахо получилась неплохая нянька.
Очень внимательная там, где дело касалось темных троп и тайных ходов.
– Я склонен считать, – сказал Кондор как бы между делом. – Что сон леди Лидделл соединил ее дневные впечатления и что-то еще. То есть, дело не в месте, которое она видела, – он остановился перед зеркальной дверью. Сгусток волшебного огня завис над плечом. – Дело в ее снах. И в слишком хорошем воображении. Или я слишком самонадеян, когда оцениваю безопасность дома моей семьи.
– Отнюдь, милорд, – глаза кота отсвечивали зеленым. – Возможно, мы оба просто недооцениваем леди Лидделл и ее способность проваливаться в сны так глубоко, что они начинают принадлежать не только ей.
– Или случайные вспышки силы. Или это и правда был просто дурной сон, – пробормотал Кондор и понял, что кое-что забыл.
Ключ от этой двери.
Скорее всего, он хранился у старшего лакея, как и все остальные ключи. Если, конечно, лорд Рендалл не забрал его, случайно или намеренно.
Вспышка отворяющего заклинания, легкий щелчок механизма – и дверь поддалась. Кондор толкнул ее, ощутив под ладонью прохладу гладкого стекла.
Заклинание, конечно, нарушило устоявшийся баланс, как камень, брошенный в тихий пруд. Комната отреагировала на всплеск чужой силы: на стенах проступил потускневший, но все еще надежный защитный контур, сложная вязь сияющих белесым светом символов. Лорд Рендалл подошел к делу с умом – стоит поблагодарить его при случае.
Комната была небольшой, полукруглой, с двумя окнами, глухо закрытыми внешними ставнями. В нише между окнами сохранились полки, еще здесь был стол, достаточно широкий, чтобы предположить, что лорд Рендалл – или кто-то, кого он поддерживал, не только читал книги по магии, но и мог экспериментировать с созданием зелий или несложными ритуалами. Узор на паркете, к слову, тоже был не так прост – стоило перенаправить поток, как на полу вспыхнули силовые линии, такие же тусклые, как защитный контур.
Они сохранились надежно, только чуть истрепались, как любое заклятие, которое долго не подпитывали.
Ахо осторожно тронул лапой светящуюся линию, словно проверял, не обожжет ли она его. Не обожгла, но фэйри, фыркнув, превратился из кота в себя самого, в крошечное подобие человека. Полупрозрачные крылья подняли его в воздух.
– Все это очень красиво, милорд, – сказал фэйри. – Но дыр в этой ткани больше, чем нитей.
– Поверь мне, я прекрасно это вижу.
Кондор с усмешкой подошел к столу, чтобы проверить, не забыли ли прежние хозяева что-нибудь в ящиках. Пусто. Пусто и пыльно.
– Окна выходят во внутренний двор, – прострекотал Ахо.
Вырвавшись из формы кота, он не переставал перемещаться по комнате, словно истосковался по скорости и свободе. Возможно, так оно и было.
– Одно выходит в тупик, – ответил Кондор, выдвигая последний ящик и касаясь его не только пальцами, но и чарами. – Почти в стену, глухую притом. Чтобы было меньше свидетелей. Но могу поспорить, – он не без труда приподнял деревянное дно, под которым был тайник. С ножом это было бы проще. – Могу поспорить, что окно зачаровано так, что хозяин дома мог увидеть в нем много чего интересного.
– И выйти куда угодно?
Ахо с любопытством уставился на закрытые ставни, словно пытался разглядеть в вязи символов то, что видел волшебник.
– Там нет знаков Двери, – Кондор покачал головой. – Только Окно. Не уверен, что чары сохранились, но…
Но это как минимум – интересно.
Тайник, конечно, был пуст. Пара высохших пауков лежала в нем, скорчившись на выложенном сукном дне.
– В любом случае, – Кондор вернул ящик на место и встал с пола, – у меня есть кабинет, в котором можно развернуться, не опасаясь, что случайные чары проникнут в дом. Лорд Рендалл – умный человек, – добавил он задумчиво, больше для себя. – Умный и осторожный.
Сияние контура погасло легко, стоило только приказать ему – видимо, чары подчинялись не конкретному человеку, а любому волшебнику или тому, кто считается владельцем дома. Это то, что стоило уточнить при случае, и Кондор подумал, что, если Анита все-таки пришлет леди Лидделл формальное приглашение на днях, он не будет отказываться сопровождать девушку. Как полагается старшему родственнику.
– Будь добр, превратись в кота, – сказал Кондор, открывая дверь.
На личике фэйри отразилось явное неудовольствие.
– С превеликой неохотой, милорд, – сказал он и, отвесив в воздухе шутовской поклон, стал черным вихрем, который вылетел из комнаты и обернулся котом.
Чуть более сердитым, чем раньше.
***
Амелия заболела.
Сказалось переутомление и неосторожная прогулка в промозглых зимних сумерках. Если бы не лорд Дамиан, неизвестно, чем бы эта прогулка закончилась: он заволновался и пошел искать ее, высказав безалаберной гувернантке все, что думал о ней. Именно лорд Дамиан нашел Амелию у пруда, напуганную, дрожащую от лихорадки. Именно он принес ее в дом, уже без сознания.
Кармиль пробралась к ней ночью и рассказала Амелии, уже пришедшей в себя, но все еще сонной, как все испугались, как побледнела леди Бронкль, как сжались в углу девочки-фрейлины, затихли, как стайка напуганных птичек. Кармиль тоже испугалась – не меньше других.
– Лорд Дамиан был бледен и зол, – говорила она шепотом, потому что за приоткрытой дверью леди Бронкль то ли дремала, то ли плакала, но в любой момент могла зайти. – Зол, бледен и так красив! Его глаза, кажется, горели огнем! Он нес тебя на
