И вот однажды, собираясь в детский садик за ребятишками,Грейс попивала на кухне кофе и просматривала свежие газеты. Прочитав заголовокв «Нью-Йорк тайме», она ощутила леденящий ужас. Некий психиатр из Нью-Йоркаубил свою приемную дочку, девочку шести лет, а его забитая истеричная женабеспомощно наблюдала за этим, не в силах остановить мужа. Глаза Грейс застилалислезы, строчки расплывались. Это было дико, это было невероятно –образованнейший человек, обладатель солидной практики, к тому же преподавательмедицинского института… И такой человек убил эту крошку! Она воспитывалась уних с самого рождения, а собственный их ребенок два года назад погиб – причинойбыл несчастный случай, но теперь это вызывало естественные сомнения. Грейсзарыдала, представляя себе предсмертные муки малышки, ее крики. Все это стоялоу нее перед глазами, даже когда она шла в детский сад, – картина быланастолько яркой, что она не могла унять слез. Когда они возвратились домой,Грейс была необычайно тиха и молчалива, и маленький Эндрю, почуяв неладное,стал спрашивать, что случилось.
– Ничего, – сказала поначалу Грейс, но вдругпередумала и приняла решение. Настало время быть с сыном честной иоткровенной. – Мне грустно.
– Почему, мамочка?
Четырехлетний Эндрю был величайшим умницей, а внешне –копией Чарльза во всем, за исключением темно-рыжих волос и синих глаз.Отцовские повадки малыша порой смешили Грейс до слез, однако сегодня одноговзгляда на собственных детишек было довольно, чтобы зарыдать от жалости кубитой девочке.
– Отчего ты грустишь? – настойчиво спрашивалмаленький Эндрю.
Глаза Грейс снова наполнились слезами.
– Один человек был… очень жесток с маленькой девочкой.Когда я узнала об этом, мне стало очень грустно.
– Она в больнице? – серьезно спросил мальчик. Емувсегда нравились машины «скорой помощи» и полицейские автомобили с огоньками исиренами, хотя они и пугали его немного. Но невзирая на страх, он просто не моготвести от них глаз.
Грейс колебалась. Она не знала, сказать ли ему, что девочкамертва. Потом решила, что для четырехлетнего ребенка это все же слишком.
– Думаю, да, Эндрю. Полагаю, ей очень плохо…
– Давай нарисуем для нее красивую картинку.
Грейс кивнула и отвернулась, чтобы скрыть бегущие по щекамслезы. У этой девочки не будет больше красивых картинок… любящих рук… никто ужене поможет ей, не спасет…
Новость взбудоражила весь Нью-Йорк. В течение последующихнескольких дней только и говорили, что об этой трагедии. Люди были возмущены ишокированы. А учителя начальной школы, где училась девочка, выгораживали себя,заявляя, что ни о чем даже не подозревали. Да, девочка была слабенькой, и отлюбого прикосновения у нее сразу же выступали синяки, но она и словом необмолвилась, что дома у нее неладно. Это особенно возмутило Грейс. Ведь детиникогда не рассказывают, что их дома избивают, – более того, они грудьювстают на защиту своих обидчиков. Учителям это тоже было прекрасно известно, имногое могло бы – да что там, должно было – их насторожить!
Каждый день люди приносили цветы и складывали их около домана Парк-авеню, где жила бедняжка. Когда однажды Чарльз и Грейс проезжали мимо,она из окна машины увидела огромное розовое сердце, сделанное из розочек, иленту с именем умершей – и у нее сдавило горло…
– Я не могу! – кричала она, судорожно сжимаяплаток, поданный ей мужем. – Я знаю, что это значит и как это бывает…почему же они все этого не понимают? Почему не могут этого остановить?
…Почему всегда после трагедии все в один голос заявляют, чтои предположить не могли, что происходит за закрытыми дверями? Но истиннаятрагедия в том, что они зачастую прекрасно все знают – и ничего непредпринимают. Именно этому безразличию Грейс страстно желала положить конец.Людей надо встряхнуть, пробудить от спячки… Чарльз нежно обнимал ее за плечи.Его ни на секунду не покидала боль воспоминаний – воспоминаний о том, чтопришлось пережить его жене, – и это пробуждало в нем желание быть добрым сней ежесекундно, искупить всю эту боль… Именно так он всегда и поступал.
– Я хочу снова начать работать, – вдруг сказалаГрейс.
Чарльз непонимающе уставился на нее.
– В конторе? – С какой еще стати? Она же таксчастлива дома, с ребятишками.
Но Грейс улыбнулась, покачала головой и тихоньковысморкалась.
– Разумеется, нет… если, конечно, тебе не нужна новаясекретарша.
– В этом надобности нет никакой… Послушай, что у тебяна уме?
– Я думала об этой девочке… и теперь хочу вернуться кработе с жертвами домашнего насилия, с женщинами и детьми…
Эта смерть была для Грейс очередным напоминанием о ее долгеспасать из бездны отчаяния тех, кто, как и она когда-то, молчаливо взывает опомощи… Ей удалось выкарабкаться, теперь наступила светлая полоса в ее жизни,но она ни о чем не забыла… Грейс понимала, что никогда не избавится от жгучегожелания протянуть страдальцам руку помощи.
– Только не в приют Святого Эндрю, – твердо заявилЧарльз. Он так и не изменил своего решения с тех пор, как они поженились, Грейслишь наезжала туда в качестве гостьи. А отец Тим уже год как переехал в Бостони начал работать там. На Рождество он прислал Грейс и Чарльзу открытку. Но уГрейс уже созрел план куда более хитроумный и масштабный…
– А что, если создать организацию? – Эта мысльпреследовала ее неотступно уже в течение двух дней подряд. – Пусть оназанимается не только бедняками из «трудных» кварталов, но и вполнедобропорядочными с виду обывателями – ведь именно среди представителей среднегокласса насилие бывает самым изощренным и куда тщательней скрывается… А что,если создать специальные курсы – для учителей и родителей, чиновников и нянек –для всех, кто работает с детьми? Надо научить их безошибочно распознаватьтревожные признаки – и незамедлительно действовать… Надо заставить прислушатьсявсех: людей вроде нас с тобой, наших соседей – ну, вообще всех… Ведь представьтолько: каждый из нас ежедневно видит тайно страдающих детей и даже недогадывается об этом!
– На первый взгляд – сущая утопия, – ласковосказал Чарльз, – но знаешь, это прекрасная идея. А у тебя уже естькакая-то продуманная программа? Ты знаешь, на кого будешь равняться?
– Я думаю, найдется. – Пять лет назад еще не былоничего подобного – разве что приюты вроде того, где она работала… А тенесколько комитетов, что задались целью помогать жертвам домашнего насилия,явно себя не оправдывали. – Знаешь, честно говоря, не представляю, с чегоначать. Может быть, придется здорово пораскинуть мозгами. Провестиисследования…
– Наверное, тебе пора перестать так ужаснонервничать. – Чарльз нежно поцеловал жену. – Последний раз, когда тыпошла на поводу у своего доброго сердца, тебя чуть было не убили. Может,настало время дать другим заняться всем этим? Я не желаю, чтобы ты вновь попалав беду.
