Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Как в России он в Белой армии видел единственную противобольшевистскую национальную силу, так и в заграничных ее организованных остатках он видел тот государственный, национальный и надпартийный элемент, который поможет поддержать в эмиграции дух, с тем чтобы со временем чинам армии сообразно с обстоятельствами или идти с оружием в руках на освобождение родины, или, обладая приобретенными знаниями и навыками, быть полезными работниками по воссозданию России. Впоследствии мне галлиполийцы, уже в других странах, рассказывали, какое впечатление производили на них выступления брата во время его приезда на несколько дней в Галлиполи. Ведь он был первым общественным деятелем, посетившим этот лагерь. Тогда некоторые слабые элементы армейских контингентов, тяготившиеся скудостью жизни и строгостью дисциплины, начали покидать Галлиполи и, за исключением некоторых устроившихся, сильных волею индивидуалистов, увеличили собой толпы русских безработных на базарах, на папертях мечетей и в ночлежных благотворительных приютах Константинополя. Стала проникать и идущая из Парижа пропаганда, говорящая, что генералы искусственно и вопреки желанию иностранцев закабаляют воинских чинов в несуществующую армию, что это, мол, какая-то кастовая игра в солдатики и т. п. И поэтому, по словам моих собеседников-галлиполийцев, очень ценно было некоторым начинавшим колебаться услышать авторитетное слово штатского человека, известного общественного деятеля, говорившего убежденно и убедительно о необходимости существования в эмиграции сплоченных сил или организаций как для русского национального дела вообще, так и для самих военных.
Вот что писал Павел Дмитриевич из Галлиполи 24 декабря 1920 года о положении русских воинских частей: «Я думал, что Галлиполи в Турции, и, только приехав сюда, по греческим флагам узнал, что попал за границу и что Галлиполи уступлено Греции. Я вложил персты в зияющие еще раны воспрянувшей армии. По приезде представлю подробный отчет, что здесь пережил и перестрадал, глядя на страдания десятков тысяч русских людей, заброшенных на этот пустынный полуостров и в город, большинство домов которого – развалины после бомбардировки при форсировании Дарданелл и землетрясения. Теперь лишь вкратце пишу, кричу о здешних бедствиях, чтобы и все вы о них кричали, чтобы крик наш был услышан в Константинополе, в Европе, в Америке. Время не ждет, зима в разгаре. Всякое промедление не подобно смерти, а неминуемо есть смерть многих людей».
Затем идет описание яркой картины страшного недостатка во всем: в жилищах, в одежде, обуви, одеялах, в пище, в топливе, в деньгах на мелочные расходы, в медицинской помощи, в банях («Развиваются ревматизм, тифы, цинга»), в газетах, в книгах, руководствах для изучения языков, в словарях.
«Я присутствовал на смотру войск генералом Врангелем. Трогательно было смотреть на стройные дисциплинированные остатки русского войска, выстроившиеся без оружия, в лохмотьях перед своим вождем».
В представленном по возвращении из Константинополя после недельного пребывания в Галлиполи докладе Павел Дмитриевич писал:
«Это военный лагерь, а не беженский. При благоприятных условиях это кадр будущей военной мощи или же сообразно с требованиями времени резерв дисциплинированных и жертвенных работников при воссоздании России. Но, присмотревшись ближе и лично переговорив, мне стало ясно, что при теперешних условиях армия висит на волоске и может легко обратиться в беженцев, в банды, распылиться… После смотра генерал Врангель в палатке долго беседовал с генералитетом и командирами полков. Устранив из палатки прочих офицеров и пригласив меня присутствовать при этой интимной, чисто военной беседе по устройству и заданиям войска в столь тяжелых и необычных условиях, генерал Врангель как бы демонстративно подчеркнул желательность тесной связи войска с общественностью.
Между прочим он говорил, что при реконструкции армии надо более дорожить ее качественным составом, чем количественным, и что известный отбор неизбежен. По окончании беседы генерал Врангель благодарил меня за мой интерес к армии и разрешил мне вести беседы с офицерами по материальным вопросам и общеполитическим и передать им наш взгляд на задачи армии в эмиграции, наши чаяния, прибавив, что он очень сочувствует ознакомлению через меня общественности с положением армии. После выяснения материальных нужд в каждом полку мной велась с офицерами общая политическая беседа. Некоторые полковые командиры сначала в разговоре со мной относились скептически к политической беседе, говоря, что армия должна быть вне политики, но по окончании беседы в государственно-национальном духе они жали мне руку, благодарили и просили вновь приезжать ввиду пользы такой информации и полной неосведомленности войска».
Будучи горячим и убежденным сторонником сохранения армии и призывая общественность к поддержке Галлиполи, брат говорил, однако: «Пусть сомневающиеся, упавшие духом отойдут от армии», считая, что от этого только выиграет единство и духовная целость тех, кто в Галлиполи останется. Свой доклад он заканчивает так: «Нужно постоянное общение между остатками армии и общественными организациями. Надо видеть то внимание, с которым слушали мою информацию, горячие рукопожатия и слезы слушателей, их благодарность, слышать просьбы вновь приехать, массу, в общем, вопросов, которыми они меня забрасывали, и в общих беседах и в частных разговорах, к которым они так стремились. Прием, сделанный мне в Галлиполи генералом Врангелем, штабом корпуса и, наконец, самой армией, свидетельствует о благоприятных условиях для объединения русской общественности с армией, которое должно послужить фундаментом будущей русской государственности».
Через год, в середине декабря 1921 года, брат приветствовал от Русского национального комитета, представленного в Константинополе Политическим объединенным комитетом, проезжавшего с воинскими частями из Галлиполи через Константинополь в Болгарию генерала Кутепова речью, в которой между прочим сказал: «Ровно год тому назад я посетил Галлиполи. Тогда многие здесь говорили: «Армии нет и не может быть». Тогда я, вернувшись, удостоверил: «Армия существует, но висит на волоске. Необходимо ее морально и материально поддержать… Но и при скудной нашей моральной и материальной поддержке вы из тонкого волоска скрутили жгут, прочный канат и не только сохранили, но твердой рукой поставили вверенные вам части на необыкновенную во всех отношениях высоту, высоту национальной армии. Национальный комитет зовет всех русских людей встать на надпартийную национальную высоту для борьбы за Россию, для работы над воссозданием в ней государственности».
Тогда брат мой не мог еще предвидеть, что пребывание русских вне родины затянется надолго и что из двух задач, поставленных генералом Врангелем остаткам русской армии за рубежом: 1) сохранение военных кадров и добровольческого воинского духа дисциплины и жертвенности и 2) групповое расселение на трудовых и учебных началах, с сохранением того же духа, – первая будет отходить на второй план, а вторая приобретет преобладающее значение и так блестяще удастся.
Заложенный в окрестностях Константинополя в русских воинских частях закал помог многим и многим русским людям в эмиграции не опуститься при неблагоприятных беженских условиях и достойно провести годы ожидания возможности вернуться в Россию и плодотворно в ней работать.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
