– Убей себя сам. Пока я не взял это на себя.
– Есть «Мангчо».
– Ага, по-моему, это с манго.
– В самом деле? А как думаешь, из чего приготовлен «Блескоград»?
Этот я знаю.
– В нем бенгальский огонь. Выглядит круто.
Зеб кивает:
– Офигенно круто, как и новая цветовая схема.
У меня начинает брезжить.
– Желтый и зеленый.
Зеб вибрирует от наслаждения. Должно быть, развязка будет чудовищная.
– Ага, желтый и зеленый, или, иначе говоря, зеленый и желтый. Вот что сказано теперь над дверью.
Это зависает в воздухе на добрую минуту.
Зеленый и желтый. Зеленый и…
Меня осеняет до ослепления.
Дошло. Иоанн, Мария и святые угодники!
– Это…
Зеб не дает мне договорить.
– Это гей-бар. Тебе принадлежит гей-бар, чувак.
– И все эти парни там?..
– Голубые как небеса, брат. Ты что, слепой?
Я чувствую себя слепым. Слепым и глупым.
– Я знаю, что ты уповал на неуправляемую реакцию, Зебадюга, но я не сержусь.
Брови Зеба взмывают на лоб.
– Сердиться?! Ты что, шутишь? Джейсон – долбаный гений. Эти парни не просто геи, они супергеи. По статистике – самые большие транжиры на планете. Прорваться на рынок супергеев нелегко, но если удалось на нем обосноваться, это офигенно золотая жила.
– Золотая жила?
– Еще бы! У этих парней толстые кошельки, и они не стесняются их открывать. Супергеи будут платить по двадцать баксов за коктейли с непристойными названиями. Завтра вечером я припаркую снаружи «Ботокс-мобиль».
Я чувствую себя несколько ошеломленным, так что прибегаю к своей привратной привычке повторять сказанное, чтобы выиграть немного времени.
– Ты припаркуешь снаружи «Ботокс-мобиль». У тебя есть «Ботокс-мобиль»?
Зеб в восторге от того, насколько я пьян и насколько торможу. Обычно к моменту, когда я дохожу до такой кондиции, ему уже промывают желудок в отделении реанимации.
– Ага, у меня есть «Ботокс-мобиль». Он на крыше рядом с моим трансформером, шмендрик ты этакий.
Ага! Это сплошное дерьмо.
– У тебя нет трансформера, – утверждаю я. – Они только в кино.
– Да неужто, Макшерлок?! – восклицает Зеб, а затем опрокидывает в себя бокал, в котором плавает что-то вроде глазных яблок. И передергивается, когда алкоголь опаляет желудок.
– Это якобы глазные яблоки? – осведомляюсь я.
Прожевав, Зеб сглатывает.
– Напиток называется «Яйцедёр», так что как думаешь?
Дверь распахивается, порог переступает Кармин, и, не успев сообразить, что к чему, я уже держу ствол, нацеленный ему в лицо.
– Эй, – вскидывается Кармин, поднимая руки. – Какого черта, чел?
Интонации у Кармина другие – больше Калифорнии, меньше Нью-Йорка. Может, от стресса.
– Он – тот самый, – сообщаю я Зебу. – Вот этот принц похитил у меня Софию.
Скрестив руки, Зеб откидывается на спинку кресла, чтобы понаблюдать за представлением.
– Что ж, пожалуй, тебе лучше пристрелить его.
Кармин пинает ножку кресла Зеба.
– Да пошел ты, Зеб! Это не смешно.
Требуется целая секунда, чтобы эти слова просочились сквозь «Джелл-О», окутывающий мои мозги, а затем я спрашиваю:
– Ребята, вы что, знакомы? Пожалуй, тогда мне лучше пристрелить вас обоих.
Зеб ни капельки не встревожен. По-моему, в последнее время я слишком злоупотребил карточкой «Угроза застрелить его».
– Как хочешь, Дэн. Только сперва заплати человеку его деньги.
– Ага, заплатите мне мои деньги, – подхватывает Кармин. – Я сторожил под дверью этой квартиры не один час, чел.
Минуточку. Что тут происходит?
– Заплатить тебе? Заплатить ему? За что?
В глазах Зеба пляшут озорные огоньки, говорящие, что он будет тянуть это, пока я не взорвусь. Как я уже говорил, дергать за мои ниточки – пунктик Зеба.
– Да брось, юный Дэнни, – вещает он. – Ты же сообразительный пэдди. Пошевели мозгами.
Не рассчитав уровень моей толерантности, Зеб протягивает руку через стол, чтобы постучать меня по лбу. Может, я и стерпел бы это, не постучи меня точно так же тип, пустившийся во все тяжкие, чтобы сделать меня трупом. Так что я то ли отождествил одного дятла с другим, то ли принял на пару супергейских напитков больше, чем следовало, то ли реагирую чуток неадекватно.
Я хватаю его за запястье и дергаю всем телом к себе через стол. Зеб смеется, потому что знает: в глубине души я большая размазня. Так что я бью его по щеке, смахивающей на рисовый пудинг, достаточно сильно, чтобы засаднило.
– Эй, Дэнни, пошел ты на хрен! И это после всего, что я для тебя сделал?
Разумеется. После всего, что Зеб для меня сделал, я должен переломать ему хребет через колено, как копье поверженного врага. Но Зеб, зная меня как облупленного, понимает, что реальной опасности не подвергается. Кармин же знает обо мне лишь то, что сказала ему София; хотелось бы поставить на то, что это лишь сладостное совокупление.
Так что я выкручиваю костлявую руку Зебу за спину и заставляю на полусогнутых промаршировать прочь из моего офиса. Слишком поздно мой субтильный друг соображает, что к чему, и кричит через плечо:
– Ничего не говори! Он просто п…
Остаток слова на «п» отсекает хлопок двери и щелчок замка офиса. Как я понимаю, слово на «п» – вовсе не «приятель» или «принц».
Кармин стоит в углу, сжав кулаки и выпятив грудь.
– Какого черта тут творится? Я только хочу свои деньги.
Усевшись в кресло, я начинаю небрежно извлекать патроны из своего револьвера.
– Вот сделка, Кармин. Зеб любит все затягивать. Мурыжить до упора. Доводит меня до чертовой мигрени всем этим фуфлом. Сейчас у меня на это времени нет. – Оставив в барабане один патрон, я защелкиваю его движением кисти и несколько раз прокручиваю. – Так что сейчас мы поиграем в небольшую игру, которую я подцепил в Наме.
Кармин пытается оскалиться, но его трясущиеся усы его выдают.
– Такого места, как «Нам», нету.
Ну конечно, он это не всерьез. Впрочем, кое-кто думает, будто Нам изобрели для кино – что страна ненастоящая и войны никакой не было. На самом деле опросы показывают, что в Нарнию верит больше людей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти, чем во Вьетнам.
– Оно есть на самом деле, будь спок. И это на самом деле. – Я нацеливаю револьвер на него. – Я пьян и плаксив, так что выкладывай, что тут к чему.
