class="p1">– Захотелось повидаться, прежде чем я испущу дух. Пришлось попотеть, чтобы тебя разыскать. Ох, и пришлось!
– Как тебе это удалось?
– Удивляешься? С огромным трудом. Не обошлось без подключения… уймы посредников. Знала бы ты, сколько человек во всем мире имели задание тебя выследить! Они долго возились, но в какой-то момент ты сама допустила мелкую оплошность, оставила крохотный, но все же след. Много людей выбивалось из сил, прежде чем догадались, что Кейт Феникс, автор серии романов «Черная королева», – это ты.
Николь выпускает облачко дыма, Моника продолжает всматриваться в ее лицо.
– Я все их читала. Это мое любимое чтение. Браво! Мое восхищение тем сильнее, что я тоже бралась за перо, чтобы не забывать свои приключения. Но у меня не пошло. Писать – занятие для одиночки. Нет другого такого же изолирующего от мира и от других людей занятия, как корпеть над текстом, возникающим из ничего. По-моему, ремесло романиста ближе всего к монашеству, причем не ко всякому, а к обету молчания и созерцанию монахов-картезианцев.
Ее посещает еще одна мысль.
– А еще это смахивает на мастурбацию. Когда пишешь, используя свое воображение, то не похоже ли это на самоудовлетворение? В таком случае читатели – что-то вроде вуайеристов, – заключает Николь, довольная своей метафорой.
– Ну ты не из тех, кому достаточно самой себя, тебе подавай других, – иронизирует Моника.
– Я никогда не мастурбировала, потому что для занятий сексом всегда подворачивались мужчины, то по одному, а то по двое-трое. Когда набиралось больше, я бросала считать. Это как если бы со мной было животное с множеством лап, ртов и выпуклостей. Вот она, сила коллектива!
– Ты участвовала в групповухах?
– Странное словечко. Лично я называю это «эгрегором тел», – уточняет австралийка.
– Вечный вопрос: что лучше, одиночество или неудачная компания?
– А если удачная? – Николь выпускает длинную струю сигарного дыма. – Изображая в своих романах эту свою Войну Петрову, ты имела в виду меня? Пожалуй, я затребую с тебя половину авторских гонораров…
– Ты еще не рассказала, как сюда добралась.
– Раскрыв твою личность, я усадила за твое досье бригаду хакеров. В конце концов, они нашли в Сети твой компьютер, наверное, вот этот. Знаешь, у каждого компьютера своя RFID-метка, позволяющая произвести его геолокацию – наверное, на случай кражи. Мне она очень пригодилась.
Моника машинально выключает и закрывает свой ноутбук. Николь продолжает:
– Признаю, ты превосходно схоронилась и умело замела следы, чтобы сбить со следа ищеек. Но это как в шахматах: наступил момент, когда искусственный интеллект восторжествовал над самыми изощренными биологическими умами. Столько лет анонимности – твое выдающееся достижение, своего рода рекорд подпольного проживания в мире, где все больше слежки и компьютеризации.
– Ты хотела найти меня, чтобы убить?
– А то как же! Сначала. А что было потом, ты и сама знаешь: со временем все проходит, даже самая лютая злоба. Вот и я пришла к мысли, что слишком многим тебе обязана. Не будь тебя, я бы превратилась в обыкновенного человека. Вышла бы замуж, нарожала бы детей, имела бы скучную работу: бухгалтер, адвокат, дизайнер интерьеров…
Николь замечает на полке бутылки, встает, берет два бокала с толстым дном и бутылку виски и, не спрашивая у Моники разрешения, откупоривает ее.
– Мы как два ветерана. Выпьем в память о былых деньках?
Она не ждет ответа и разливает янтарную жидкость.
– Это шотландский виски, – предупреждает Моника. – Знаешь, чем он отличается от ирландского?
– Я и забыла, что ты дока во всем на свете. Напомни, сделай милость.
– Ирландский виски делают из солодового ячменя, он проходит тройную перегонку в медных дистилляционных кубах, отсюда его особенный аромат и мягкость. Шотландский делают из пророщенного ячменя, высушенного на торфяном огне, он двойной перегонки, отсюда привкус торфа с дымком.
– Все равно у них много общего: крепость сорок градусов, выдерживание в бочках, где раньше держали другое спиртное, например шерри или портвейн, длительность созревания – не менее трех лет.
– Дискуссия с эрудированным человеком – изысканное удовольствие! – говорит с улыбкой Моника.
– Раньше у нас почти не было возможности поболтать. Приятно обнаружить сходство интересов. Мы друг дружку не выносим, потому что очень похожи, – признает Николь.
Две старых дамы чокаются и медленно пробуют виски.
– Думаю, что, помимо виски, у нас общая страсть к шахматам и к этимологии, – продолжает Николь. – Ты знала, что слово «шахматы» происходит от персидских слов «шах», это у них значит «царь», и «мат» – «смерть»? Игра в мертвого царя, вот что это такое.
– Меня всегда удивляло, что ферзь, королева – главная фигура этой по преимуществу мужской игры. Король ходит робко, по одной клеточке, как простая пешка, и, в основном, улепетывает.
– Ты права. Ферзь – самая сильная фигура. Шахматы выражают в некоторой степени ту мысль, что женщины сильнее мужчин, ограниченных трусишек.
Они дружно смеются.
– А еще мне всегда было странно, что по-французски слово «шахматы» синонимично слову «поражение». Почему игру не назвали «успех»?
Они пьют и улыбаются друг другу, с каждой секундой все больше расслабляясь.
– Знаешь, теперь можно признаться: это я все так подстроила, чтобы погибла твоя мать. Хотела отплатить тебе за свое поражение, – говорит Николь.
Моника закашливается, но быстро приходит в себя.
– А я переспала с твоим любовником Райаном Мерфи. Он был маленький и рыжий, вообще-то мне такие не по вкусу. Когда мы целовались, у него плохо пахло изо рта, но приходилось терпеть, потому что я знала, что это тебя разозлит.
– Все это было, конечно, подстроено.
– Разумеется. И убила его не ты, патроны в твоем револьвере заменили на холостые.
Николь восхищенно качает головой.
– Раз так, то я должна признать, что тогда купилась. Это был удачный ход черного ферзя. Представляешь, меня мучили угрызения совести! В тот раз у вас все получилось.
– А ты убила мою подругу Софи Веллингтон.
– Заметь, непреднамеренно. Она стреляла в меня, я в нее… После месяцев в заключении я была сама не своя. Ух, как я мучалась в той тюрьме! Что мне было делать, чтобы сбежать, как не палить из револьвера? Ты на моем месте поступила бы так же, ведь правда?
Моника согласно кивает.
– А вот я, убивая твоего отца, полностью контролировала свои нервы. Прими мои соболезнования.
Николь подливает ей шотландского виски и предлагает следующий тост:
– За наших любимых, которые больше не с нами.
Они опять чокаются.
– Дальше был «Эйзель», – вздыхает Николь.
– Столько смертей ради одного человека, которого решено ликвидировать, – разве не перебор?
– Это моя затея – замаскировать простое убийство смертельной давкой.
– Как тебе пришла такая мысль?
– Все
