Что уж она там сделать могла? Не ведаю… Но средняя хорошо со своим мужем живёт. Ребятёнков у них уже пятеро… А у нас не заладилось, с ребятёнками-то. Троих схоронили… Двое уже мёртвыми родились, а третья, дочка, минут пять пищала… Потом померла… Настасья убивалась тогда. Я боялся, она сама вслед за дочкой уйдёт. Не ушла… Только внутри у неё что-то заледенело. Мы ведь до той поры душа в душу жили. А опосля — поломалося что-то. Глупостей она наделала. Не со зла… Не корысти ради…
Кузнец умолк. Утёр глаза пудовым кулачищем и шмыгнул носом.
— Ну ничо… ничо… теперича оне рядышком. Теперича она с ними навидается, натетёшкается. Шестиликая милостива. Вон домик их…
Кузнец махнул рукой в сторону крепкого сруба неподалёку от тропы, над крышей которого возвышались четыре шеста со скворечниками на концах: три крохотных резных домика рядышком и один чуть крупнее поодаль.
— Вы, верно, спросить что хотели? Так спрашайте — отвечу, — откашлявшись, прогудел кузнец.
Михаил, помявшись, с трудом подобрал слова:
— Да пребудет с нами милость Шестиликой, — начал он с ритуальной фразы, а затем спросил: — Настасья в тот вечер себя как обычно вела? Куда пошла? Почему раньше не хватились?
— Как обычно, — кивнул кузнец. — Она за козой пошла. Та запропастилась куда-то. Вечером не вернулась. Отбилась от стада-то. Настасья Тимохе уши надрала — пастушок это наш — да пошла беглянку искать. Мы повздорили накануне. Она мне сперва подарок сделала…
Кузнец умолк ненадолго и вновь рукав рубахи огладил.
— Одарила сперва… — начал он по новой. — А затем ей вновь вожжа под хвост попала, и она с генералом у всех на глазах в таратайке его раскатывала… Поссорились мы. Накричались. Не впервой у нас… Она глупостей наделает, а потом смотрит так… с вызовом, говорит с насмешкою, а глазами кричит будто: «Ну ударь меня!» Я по первости замахнулся однажды, да одумался. Руку опустил. У меня батя однажды вот так рукой махнул на мать, она ему под руку что-то говорила. Он как от мухи отмахнулся, а она брык, и упала. Голову пробила. Мать у меня крепкая, статная. Жива осталась, но прежней уже не была. А Настасью я бы, верно, и вовсе прибил… Рукам волю давать — распоследнее дело. Тумаки — они от старых бед не избавляют, лишь новые приносят… Так и в этот раз: покричали да разошлись. Думал, она с козой в хлеву заночевала… А оно вона как… Коза так от столбняка и не отошла. Прирезать пришлось.
Кузнец умолк окончательно. Михаил пытался придумать хоть пару каких-то вопросов, но в голове было столь сумбурно, что сформулировать что-либо внятное не удавалось. В конце концов он ограничился благодарностью за подробный рассказ и предупредил, что ежели ещё какие вопросы возникнут, то в кузню наведается.
Кузнец понятливо кивнул. Михаил двинулся к школе, затем вспомнил об обещании судьи и, обернувшись, добавил:
— Через несколько дней из Крыльска, может, видящий приедет. Осмотрит тут всё…
—Мене отец Авдей про то уже сказывал, — уверил его кузнец. — Прощевайте.
Михаил побрёл к школе, пытаясь сообразить, поможет ли в поисках убийцы выслушанная им исповедь или нет.
Глава 61. Улики, версии, догадки…
— Пётр Ростиславович! Вы трубу принесли? Пётр Ростиславович! Сегодня снова вы говорить будете? А звёзды посмотрим? — загалдели ребятишки, едва Аннушка со спутником переступили порог школы.
Орлов смутился, запунцовел.
— Здравствуйте… Рад, что помните… Нет, трубы нет. В трубу днём нельзя смотреть — ослепнуть можно. Я рассказывал. Помните? Я сегодня книжку только заберу… — лопотал он. — Книжку сегодня только, а про трубу… А про трубу вы с Анной Ивановной решите! Можно ли с вами ночью урок организовать? Она тогда с родителями вашими договорится, и я тотчас же с трубой приду!
Аннушка вздёрнула бровь и с укоризной посмотрела на Петеньку. Тот ответил взглядом, полным мольбы. Аннушка усмехнулась и обратилась к ученикам:
— Так, ребята, вижу, правила приличия вы забыли вовсе. Что за балаган устроили? Разве так учителя приветствуют? Рада, что урок Петра Ростиславовича произвёл на вас впечатление. Возможно, он ещё раз поделится с вами своими знаниями, но… — Аннушка сделала многозначительную паузу, обвела затихший класс взглядом и лишь потом продолжила: — … но только если вы его сегодня своей дикостью и напором не спугнёте. Идею о ночном уроке я обдумаю, с отцом Авдеем и вашими родителями посоветуюсь…
Дети разочарованно загудели. Шансы на то, что при таком подходе урок действительно будет проведён, были невысоки.
— А пока рассаживаемся по местам, — продолжала Анна. — И помните, даже если с уроком наблюдения за ночным небом ничего не получится, то мы всегда можем попросить Петра Ростиславовича прочитать ещё одну лекцию. Уверена, он много интересного знает и может это увлекательно рассказать.
Все нехотя потянулись к партам.
— Вы тада про то, как труба устроена, толком разъясните. Можа, мы сами такую сварганим, — заговорщицки шепнул Архип Петеньке и юркнул на своё место.
— Устройство у той трубы не слишком сложное, но требует определённых материальных затрат: линзы, зеркала… — начал Петенька, но Аннушка кашлянула, и он умолк.
— Я на полке вашего Кракла видела, — произнесла Аннушка со значением.
— А? Да, да, — спохватился Петенька, заозирался по сторонам, не сразу обнаружив полку, затаившуюся на дальней стене.
Аннушка терпеливо дождалась, пока Орлов отыщет книгу, и мягко выпроводила его из класса, ободряюще улыбнувшись на прощание. Дети ещё какое-то время поелозили по скамейкам, покрутились, пообсуждали гостя, но потом успокоились. Уроки пошли своим чередом. Аннушка рассказывала и объясняла увлечённо, интересно. Ребята слушали, открыв рты. Но где-то глубоко внутри, под толстым слоем всех слов и мыслей, Аннушку терзала смутная тревога. Время от времени у неё возникало ощущение, будто она или забыла что-то важное, или не заметила. Но ощущение было зыбким и исчезало, стоило ей сосредоточить на нём своё внимание.
Наконец уроки окончились. Ученики потянулись к выходу. Они прощались с Анной и друг с другом, разбивались на группки, обсуждали на ходу полученные сегодня знания. В классе стоял умеренный гул, который неожиданно резко оборвался.
Аннушка подняла голову, чтобы понять причину столь внезапно наступившей тишины, и увидела Милованова. Он стоял на пороге классной комнаты и обводил гомонящих ребятишек мрачным и чуть растерянным взглядом.
— Мне поговорить с вами нужно! — сообщил он Аннушке.
— Ну что
