– Подлизывается, гадюка.
Константин было подумал, что на этом волхв из роли следователя выйдет, но тот, по всей видимости, с нею уже сжился, причем капитально. После вопросов о том, какие были люди во сне, во что одеты, чем занимались и прочее, последовал детальный допрос о событиях тех суток, которые предшествовали сну.
И снова последовала череда нескончаемых подробностей, которые Всеведу позарез нужно было знать: как выехали, где была засада, даже какого сорта деревья рубили в лесу, чтобы устроить завал для черниговцев. Это не говоря уже о суде, где волхв докапывался до самых крохотных мелочей. Он даже спросил, какого цвета был домотканый половик, который постелили князю на лавке, а также какой был узор на том платке, который он отдал жене кузнеца.
Под конец у Константина стало складываться мнение, что Всевед попросту не знает, что ответить, а главное – что посоветовать князю. Сознаваться же в этом гордый старик ни в какую не хочет, вот и тянет время.
Тем временем глаза у Константина слипались все больше и больше. Спать хотелось неимоверно, но заснуть он боялся. Ведь это, скорее всего, означало бы, что к нему снова придет очередной страшный сон, и сумеет ли Константин в очередной раз убежать от своего старого, но, увы, весьма недоброго знакомого – бог весть. А если не успеет, то что с ним тогда произойдет там, во сне и что случится наяву?
Аккуратно, намеком, вскользь, он попытался выяснить все это у волхва – вдруг тот сможет подсказать. Всевед выслушал, не спеша подкинул несколько увесистых поленьев в жаркий костер и произнес медленно:
– Тварь эта, Хладом прозываемая, чуть ли не бессмертной считалась. Посох мой, что от волхва к волхву передавали, никто в дело так ни разу и не пустил. Это ведь нам с тобой так свезло, хоть и не до конца. А раз он жив был все эти годы, то ни в кого залезть и не пытался. Зачем ему? Вот почему, княже, я тебе ответа дать не могу. Рад бы хоть что-то сказать, да сам ничегошеньки не знаю. Об одном лишь догадываюсь – нельзя дожидаться того часа, когда ты вовсе черен станешь. Не ведаю я – какая сила в тебе забурлит в ту пору, но справиться с тобой тяжко будет.
– Даже с посохом? – усомнился Константин.
– Ты же князь – о том не забывай. Повелишь, так вся дружина за тебя встанет, чтоб меня изничтожить. Посох же против Хлада пользу даст, а так-то для меня он чаще всего клюкой обыкновенной служит, и все.
– Может, лекарство какое есть? Травы, например, или грибы? – не унимался Константин.
Очень уж не хотелось ему признавать бессилие перед надвигающейся угрозой.
– Разве что мухоморы или поганки, – буркнул Всевед. – Если болезнь неведомая, то как лекарство сыскать, помысли?
– То есть неизвестно даже, кем я стану и что вообще со мной произойдет, так? – уточнил Константин.
– Одно скажу – хорошего ждать от этого глупо. Да, пожалуй, и плохого тоже, – уточнил волхв и добавил, поразмыслив: – Только страшное. А ты сам-то чего больше всего боишься? Смерти?
– Умру – полбеды, хотя тоже неприятно, – начал Константин.
Начал и тут же остановился. Никому не хочется рассказывать, когда твой собеседник начинает невесть с чего веселиться, да не просто улыбаться, а взахлеб хохотать эдаким противным старческим дробным смешком.
– В первый раз я слышу, чтоб люди вот так про свою смерть сказывали – неприятно, – вытер выступавшие на глазах слезы Всевед. – Ты уж прости, княже, что не удержался. Но ты говори, говори.
– Да, всего лишь неприятно, – упрямо повторил Константин. – Гораздо хуже, если я не умру, но стану уже не собой. Ты представь только, что тогда Русь ждет. Да любой враг по сравнению со мной счастьем покажется. Впрочем, ты и сам об этом сказал. Что-то страшное будет, – повторил он слова волхва.
– Верно сказываешь, – одобрил Всевед уже серьезно. – То самое страшное. Да такое, что дальше уже и некуда. Ну да ладно. Времечко позднее, а тебе, вон, спать хочется, аж скулы раздираешь. Отдохнем прямо тут, у костра, а поутру и поговорим.
– А как же мне спать-то? – усомнился Константин. – Он же опять… начнет.
– Никаких опять, – строго заметил Всевед. – Ты в дубраве моей заповедной. Нешто забыл, что нечисти сюда хода нет.
– А как же Маньяк? Он же вроде хороший, но тоже нечистью считается?
– То своя нечисть, родная. Ей проход остается, но и то лишь с моего дозволения. У тебя же… – Волхв, не договорив, махнул досадливо рукой. – Спи давай. Тут у тебя защита со всех сторон – и я, и посох, и дубрава сама, даже небо со звездами. Нет ему сюда ходу, и все тут.
– Ну я не знаю, – протянул нерешительно Константин и тут же отключился.
Ну, просто моментально, будто его по затылку чем-то тяжелым огрели.
Когда он проснулся, костер, несмотря на день, продолжал все так же ярко гореть, вовсю светило солнце, и ему, лежащему у костра в тулупе, было так тепло, что и просыпаться не хотелось. Он снова закрыл глаза и… опять уснул, а проснулся уже от недовольного ворчания Всеведа:
– Ну и горазд же ты дрыхнуть, княже. Так все дела проспать можно.
– Прости, дедушка, – повинился Константин. – Уж больно сладко у тебя здесь спалось.
– А я, покамест тебя не было, успел славную похлебку сварить. Сейчас отужинаем и поговорим. Тебе-то ныне ничего не снилось?
– Ничего, – пожал плечами Константин.
– Так вот совсем ничегошеньки? – не унимался волхв.
– Как младенец спал, – весело улыбнулся князь.
– Это плохо, – построжел лицом Всевед. – Это очень плохо. Стало быть, дубрава дубравой, посох посохом, а Хлад Хладом, – сделал он очередной туманный вывод, понятный лишь ему самому, и тут же поторопил князя: – Да ты ешь, ешь.
Похлебка была сварена на славу. Правда, мясо в ней отсутствовало, но зато в обилии плавали какие-то травки, корешки, стебельки, и все это так ароматно пахло, что второй раз князя приглашать было не надо. Содержимое большого горшка исчезло чуть ли не за пять минут, после чего Константин с легким сожалением – еще бы немного не помешало – старательно облизал деревянную ложку, протер ее снегом и выжидающе уставился на волхва. Тот молчал. Так длилось минуты две. Внезапно откуда-то сверху донеслось пронзительное воронье карканье.
– Сейчас он подойдет, и мы все обговорим, чтобы не повторяться, – произнес Всевед.
Прошло еще несколько минут, и из-за дубов, как всегда, несколько неожиданно, вынырнул Маньяк.
– Ну, раз князь здесь, стало быть, опять в Око Марены идти надобно, – даже не поприветствовав, начал он сразу возмущаться. – А у меня делов-то, делов скопилось – страсть. – Он всплеснул руками. – Нет, княже, – произнес ведьмак со вздохом. – На сей раз я тебе не напарничек. К тому ж Юрко твой, который Золото, тоже туда дорожку знает. Чай, довезет.
– Сколь времени тебе надобно на то, чтобы дела свои уладить? – задумчиво поинтересовался Всевед.
