– Сейчас точно скажу. – Ведьмак задрал голову, пошевелил пальцами, загибая их один за другим, после чего пошлепал толстыми губами, вытер лысину своей неизменной воилочной шапчонкой и деловито произнес: – Ежели поспешить, то за пару месяцев управлюсь. Ну а чтоб как следует все утрясти, основательно, так тут и трех маловато будет.
– А там половодье, после сев, покос, урожай собирать, – в тон ему подхватил Всевед.
– А без того никак. Тиун я как-никак. Дань, опять же, кому на погост везти – мне. А после опять дела. Но их, ежели бегом-бегом, за месячишко-полтора переделать можно.
– То есть ты через год освободишься? – уточнил Константин.
– Да уж не ранее, – солидно заметил Маньяк.
– Ну, считай, что год прошел, – вздохнул Всевед.
– А от должности тиуна я тебя освободил, – добавил князь.
– То есть как это, прошел?! Как освободил?! – возмутился ведьмак.
Его лысина почти мгновенно покрылась мелкими капельками пота. Он беспомощно развел руками, но потом до него дошло, и Маньяк протянул укоризненно:
– Все шуткуем. Все вам смешочки да хаханьки. Нет, чтоб всурьез о делах потолковать.
– Давай всурьез, – согласился Всевед и предложил: – Ты на князя-то нашего повнимательнее взгляни. Может, тогда и сам что поймешь.
Маньяк пристально посмотрел на князя и вдруг так резко отшатнулся от него, что чуть было не угодил в костер.
– А он не?.. – проблеял он, обращаясь к волхву.
– Покамест не, – сурово отрезал Всевед. – А чтобы и дальше не, ты мне и нужон.
– А я-то что смогу? Ты что, сам не видишь, какая с него силища прет. Ты-то, конечно, волхв знатный, опять же и посох Перунов с тобой завсегда. Может, и одолеешь его, а мне, ведьмаку простому, тут тягаться не с руки. Всяк сверчок знай свой шесток, – заключил он поучительно.
– Врешь. Ты такой сверчок, что на любой шесток взгромоздишься, если понадобится, – убежденно заявил волхв.
– Ну, не на любой, но могу, – согласился польщенный Маньяк.
– Дела свои за день обстряпаешь, а к утру послезавтрашнему чтоб тут был.
– Да я ничего не успею, – возмутился ведьмак. – Да и зачем я понадобился?
– Днем спать будешь, а ночью в его ложнице бдить. Если что – ну, не маленький, сам знаешь, как и что делать, чтоб он спокойно почивать продолжал. Ему, спящему, не так уж и много силенок нужно подкидывать время от времени, чтобы Хлада утихомирить. Тихий он покамест и слабый еще. На это тебя точно хватит.
– И сколь же времени мне так близ него торчать?
– До осени – не меньше, – сказал, как отрезал, Всевед.
– А потом?
– Поглядим. Потом и думать станем, – снова напустил туману Всевед.
– А если он потемнеет так, что?..
– И тут, что делать, знаешь, – последовал жесткий ответ волхва.
– Но на столь долгий срок я и впрямь не смогу. Ты уж прости, старче, но… – Ведьмак, не договорив, нахлобучил на лысину шапчонку и решительно поднялся на ноги, пообещав: – До изока[74], не более, а там никак. – Он уже сделал шаг в сторону, но тут его вновь остановил суровый голос Всеведа:
– Ведьмак! Ты помнишь, что было пять зим назад?
Маньяк остановился и с укоризной произнес:
– Вот уж не думал, что ты мне этим когда-нибудь в нос тыкнешь. Считал, что друзья мы с тобой, старик.
– Я тоже так считал до сегодняшнего вечера. Напоминать не хотел, но ты сам к тому вынудил. Ну что, будешь должок платить?
– Я свое завсегда отдаю, волхв, – хмуро произнес ведьмак. – Кому, как не тебе, это ведомо.
– Тогда выбирай. Либо долг платишь, либо, как друг, мою просьбу выполняешь.
– Вот такой я добрый!.. – возопил отчаянно Маньяк и с силой шваркнул своей шапчонкой в снег. – Коли старый закадычный друг просит – все готов бросить, лишь бы его уважить.
После чего он деловито подобрал шапчонку, снова нахлобучил на лысину и подался опять в лесную чащу, буркнув напоследок:
– Ну, прощевайте до послезавтрева.
– У меня побудешь пока, – распорядился Всевед хмуро сразу после ухода ведьмака. – Воев своих отпусти. Возницу оставь с санями, и хватит с тебя. Послезавтра поутру вместе с Маньяком и поедешь в Рязань стольную.
– Уже, – вздохнул Константин и пояснил: – Уже отпустил.
– Молодец, – одобрил волхв. – О людишках своих заботу проявляешь. А теперь слушай меня. Зачем я к тебе ведьмака приставляю – понял?
– Почти, – уклончиво заметил Константин.
– Не лги, – сурово заметил Всевед. – Негоже правду от себя отметать. Она хоть и горька, но куда лучше, чем словеса лживые, хоть и сладкие. Если вовсе дело худым обернется, то он тебя ко мне повезет. Уйти в ирий[75]ты должен именно здесь, в моей дубраве. Здесь ты уснешь навсегда с его помощью, здесь тебя и на священный костер возложат, дабы руда твоя, Хладом отравленная, вся в чистое небо ушла, без остатка. В том нам Перун поможет.
– А излечиться как-то Перун не поможет?
– Не его это. Да и навряд ли кто из светлых богов наших на такое отважится. Хоть и горько такое говорить, но проходит их времечко. Они ведь у нас как люди, – есть и у них своя пора юности, есть и зрелость, а есть и старость. Хотя я думаю, что им такое никогда под силу не было. А там как знать. О тех временах стародавних нам столь мало известно, что ныне поди пойми, где быль, а где небылица. Все спуталось.
– А христианские?..
– О том у их жрецов спрашивай. Только навряд ли они тебе хоть что-то дельное скажут. Скорее всего, мало кто из них и увидит, что ты уже темнеешь. Больно хорошо им ныне живется – в этом все дело. Когда вера жирком благополучия покрывается – пиши пропало. Корысть многих губила и до них, и при них, и еще погубит не раз.
– Но есть же искренние, те, что и вправду верят.
– Есть, – согласился Всевед. – Потому и вера пока еще не оскудевает. А чем меньше их будет оставаться, тем… Не о том мы говорим, – перебил он себя досадливо. – Лучше скажи, готов ли ты в рощу мою приехать по доброй воле, а не по понуждению Маньяка? – И пытливо посмотрел на князя.
– Готов, – решительно кивнул Константин.
– Верю. А до той поры я весточку пошлю мудрым людям, – обнадежил князя Всевед.
– Это кому?
– Знакомцам твоим старым. Мертвым волхвам, – пояснил старик и улыбнулся в бороду. – Или ты думаешь, что они лишь тебя одного подарками одарили? Мне тоже кое-что досталось. Вот только не думал я, что понадобится так скоро.
