делах полностью доверявший Дмитрию, вернул официанту алкогольный перечень, ценники в который, судя по всему, срисовали в Алмазном фонде, и потребовал «парочку пивка и всякого мяска каждому по два раза». Интернациональное «two beer» официант понял без переводчика, все же остальное «бу-бу-бу» неизвестного языка он пропустил мимо сознания, поскольку подача жареного мяса в таком заведении какого-то специального кодирования заказанных блюд при приеме заказа не требовала. Для чего было запоминать, что «дядьке за “семь” – нести “три”, “восемь” и “шестнадцать”», тем самым вколотив в мозг, даже не записывая, что «гость за седьмым столиком заказал: салат “Асадильо Манчего”, курицу в соусе карри и бокал Шатонёф-дю-Пап». Не требовалось этого в таких харчевнях потому, что два, а иногда и более шашлычника, колдующих с огромными шампурами на огненном мангальном острове в центре зала, время от времени громогласно сообщали, что очередная порция какого-то животного поспела и готова к потреблению. Сообщали и откладывали в теплую зону мангала здоровенный шампур с нанизанными на него кусками мяса, ну никак не меньше, чем по полкило каждый, зажаренными до хрусткой корочки и сочащимися прозрачным соком. Кто был пожарен, на этом маленьком ломике можно было определить по форме ручки или надписи на ней же, гласящей, к примеру, что вот это антилопа, а вот это страус или буйвол. Дальше юркий официант подхватывал от трех до пяти таких шампуров в лапку и, бегая между столиками, нараспев предлагал отведать той животинки, жареные части которой он сейчас тащил на шпагах-мутантах. Желающему отведать кусочек антилопы импалы, к примеру, шустрый разносчик шашлыка ловко отсекал парочку пластов с нужной шпаги, уперев острый конец вертела в стол. Процесс был отработан годами, и потому отсеченные ломти шлепались ровно в центр тарелки страждущего, не забрызгав ничего вокруг даже самой маленькой капелькой жира или маринада. Ну а если гостю хотелось ассорти, то ему, ни в чем не отказывая, в одну и ту же тарелку шинковали от шампуров, содержащих тех представителей фауны, на каких у гостя аппетит разыгрался. Так что, как сами видите, потомку анкла Бенса нужды в том, чтобы морщить лоб и запоминать, чего конкретного вот этот вот сейчас заказал, не было никакой.
Любителям природы и членам Greenpeace скажу сразу: не было и нет в таких «столовых» чего-то уж совсем запредельного, граничащего с нормами этики или в Красной книге пропечатанного. Потреблялись в основном те животные, которые и так спокон века стандартное меню человечества составляли, не всегда, правда, по понятным причинам из меню коренного населения в меню белого человека попадая. Жареного питона, которого местные почитают за праздничное блюдо и украшение богатого стола, белому туристу тут не подавали, потому как все равно морду станет воротить и кушать откажется. А вот антилоп разных, которые от коров только свободолюбием отличаются, почему бы и не покушать. И про птиц навроде кур, гусей и страусов и вовсе говорить не приходится. У всего мира к ним подход таков, как будто Боженька создал их исключительно на потребу прожорливого человечества всех цветов кожи и культурного разнообразия. Единственное, чем это конкретное заведение немного от других отличалось, так это тем, что к широкому списку иных представителей животного мира, здесь поджариваемых, был добавлен еще и крокодил. А всё дело в том, что владельцам крокодиловой фермы отходы кожевенного производства, а именно крокодиловые тушки, от кожи освобожденные, просто так, забесплатно, выкидывать было очень жаль. И потому как они еще и владельцами ресторации были, особенно мясистые части крокодиловой мускулатуры в этой ресторации мариновались в пасте карри или другом каком соусе и в непосредственной близости от питомника, на мангале хорошо поджаренные, туристам в пищу распродавались.
Слон, живший по принципу «постель воина набита камнями и железом», за свои недолгие годы успел хлебнуть экстрима таких размеров и в таком количестве, что, подавай в этом ресторане даже «тушеную акулу, фаршированную товарищем Шпыняцким, отдыхавшим на морях по профсоюзной путевке», он без всякого сомнения и содрогания этим шедевром отобедал бы. Я так думаю, за полным неимением съестного, случись как-нибудь такая ситуация, Слон мог бы отобедать половинкой кирпича или большим булыжником без всякого вреда для собственной пищеварительной системы. Дмитрий же, еще пребывая в эйфории от недавней встречи с крокодилом, сообщил Слону, что он этим гадам еще за Джинджер Фэй Медоуз не отомстил, и заказал двойную порцию крокодилового хвоста с соусом терияки. Сообщив Дмитрию, что «никаких таких терияков мы у себя не держим» и что «у нас и без этих ваших терияков все неплохо продается», официант наделил Дмитрия двумя хорошими ломтями вырезки крокодила шафранно-желтого цвета. С аппетитом поедая хорошо прожаренную рептилию, Дмитрий сделал один вывод и одно философское умозаключение. Во-первых, он полностью согласился с учеными, утверждающими, что современные птицы произошли от доисторических динозавров, которым и нынешние крокодилы тоже родственники, потому как хвост крокодила по вкусу и органолептическим свойствам от куриной грудки недалеко ушел. А во‐вторых, тщательно пережевывая откушенное, он, подперев головушку рукой, с грустью сообщил Слону, что прямо здесь, прямо сейчас и непосредственно на его глазах происходит язвительная ухмылка судьбы, благодаря которой тот, кто по законам Природы его, Дмитрия, сожрать мог бы, теперь сам в Дмитриевом чреве нашел свое последнее пристанище. Философская онтология в чистом виде, как ни крути! В общем и целом поездка вполне себе удалась и в памяти обоих, крокодилам благодаря, очень яркие следы все ж таки оставила.
Слон, правда очередность событий за давностью лет малость в памяти поистерев и поперепутав, показывая мне фотографию, где они с Димой ошалевшего крокодила в разные стороны, как матросы канат, перетягивают, рассказ о том событии всегда заканчивал фразой: «Ну а потом Димыч его сожрал».
Глава 10
Ну а коль скоро наговорились мы вволю про кухонные и архитектурные изыски заграничных земель, давайте-ка, друзья мои, поговорим еще и о тех событиях, поучаствовав в которых потом с упоением всем и каждому живописать можно. А именно: о праздниках и гуляниях, аутентичных исключительно землям, по которым путешествуешь. В захолустный утопленник Новый Орлеан во все остальные времена года в пять раз меньше туристов приезжает, чем в те дни, когда тут языческий Марди Гра празднуют. А в Рио-де-Жанейро, куда из-за преступности недетской турист с большой опаской едет, на момент проведения карнавального безумия, фавел и их жителей не убоявшись, несется сломя голову всякий, кто давно на полуголую креолку, в самбе заходящуюся, поглазеть мечтал. И потом, домой вернувшись, долго и с упоением живописует такой турист
