умиротворил его. Я промывал ему раны подогретым лимонным соком, когда он процедил почти довольным тоном:
– Возможно. Однако порочно.
– Порочно?
– Изворотливо, извращенно, – уточнил он, едва ли не ликуя. – Получать удовольствие, доставляя удовольствие… Если продолжить этот ряд, мы дойдем до жертвоприношения!
– Совершенно верно.
Он повернулся лицом к стене.
– Умолкни! Ты отвратителен мне со своими глупостями…
Свернувшись калачиком, он подставил мне спину и, стремясь обрести спасение от моих будоражащих признаний, вцепился в служивший ему амулетом черный камень.
Его образ мысли заставил меня задуматься. Дерек полагал, что человек ни плох, ни хорош. Он считал его эгоистичным и взаимодействие представлял себе как соотношение сил. Из двух эгоизмов побеждал сильнейший. Социальная жизнь сводилась к выживаемости эгоизмов, к политике, к контролю за их соударениями. Всякое обращение к доброте, великодушию или солидарности представлялось не более чем уловкой. Я вспомнил, как Дерек вел себя во время Потопа на нашем судне: он привлек всеобщее внимание, окутав произошедшее с нами легендой, измыслив рассказ, в котором фигурировал гнев божеств; так он добился сплоченности и в подкрепление своим басням обучил нас молитвам и обрядам, которые создавали иллюзию, будто мы способны изменить свою участь и вибрировать, подобно единому организму. Последующие события доказали, что он нисколько не верил в религиозные объяснения, которые предлагал нам, а лишь пользовался ими, чтобы усыпить нашу бдительность и обрести влияние, которое гарантировало его комфорт.
Назавтра он снова потряс своим набитым драгоценными диковинами мешком.
– Что ты выбираешь?
– К чему спешить?
– Доставь мне удовольствие! – настойчиво произнес он, и его лицо исказила язвительная гримаса. – Тебе ведь нравится доставлять мне удовольствие…
Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, таким дураком я ему казался. Меня давно мучило желание дать ему достойный ответ. В ответ на такую провокацию я не стал сдерживаться:
– Нет, спасибо. Богам было угодно, чтобы наши пути пересеклись. Я не требую никакого вознаграждения.
Он схватил меня за руку.
– Чего ты добиваешься?! – доведенный до крайности, выкрикнул он.
Как высвободиться? Его хватка была сильнее крокодильих зубов, Дерек неумолимо цеплялся за мою руку, понимая, что едва он ее выпустит, слепота помешает ему вновь поймать меня.
Внезапно на его лице отразился испуг, рот машинально открылся; он захлопал ресницами.
– Но… – пробормотал он.
Дерек положил мою руку на свое ложе и, не отпуская, ощупал ладонь. Я попался. Он выдохнул:
– Ладно. Я понял.
– Что?
– Кто ты такой.
Я побледнел и быстро отдернул руку. Его губы растянулись в широкой улыбке. Кровь прилила к коже. Ни один мускул не дрогнул от испуга. Приближался его последний час, а он, казалось, скорее забавлялся, нежели боялся. Неужели он до такой степени презирает меня? Полагает, что я не способен на мщение? Или надеется, что я прощу ему его злодеяния? Какое высокомерие!
– Ты мне родня, – пробормотал он.
Вместо того чтобы возразить, я внутренне взбодрился. Хотя я обладал физическим преимуществом и схватка врукопашную меня не пугала, мне потребовалась бы смелость, чтобы пойти до конца. Необходимо срочно освежить в памяти совершенные Дереком чудовищные преступления.
– У тебя наша фамильная черта, – прошелестел он. – Сросшиеся пальцы. Признак старших сыновей в нашей семье.
Дерека затрясло.
– Ты потомок моего отца или брата.
Значит, он не узнал меня.
– Рассказывали ли тебе о твоем предке Ноаме?
Он произнес мое имя почти с нежностью.
– О Ноаме? Нет. Никогда.
Он громко расхохотался.
– Разумеется, как это было бы возможно? Прошло столько времени… Века и века…
– Что-то я не пойму, – сказал я, изобразив удивление. – У тебя такие старые отец или брат, что им много веков?
Вот тут я одержал крупную победу. Растерявшись, Дерек проклял себя за то, что так разболтался, и, убежденный в моем полнейшем неведении, сделался гораздо приветливее.
– У нас с тобой есть общие предки. Ты заметил, что у меня тоже…
Он продемонстрировал кисть с двумя сросшимися пальцами.
– Да, – подлил я масла в огонь. – Меня это поразило. Прежде я ни у кого больше такого не замечал.
– А у отца?
– Я никогда не видел своего отца. Как-то вечером он мимоходом овладел моей матерью и исчез.
Подобное сходство наших судеб толкнуло его на размышления – нарциссический отсутствующий отец – и, вновь напомнив о собственной драме, заставило Дерека вести себя со мной почти по-братски. Его остекленевшие глаза, ища меня и ни на чем не останавливаясь, шарили по каморке.
– Теперь я понимаю, почему ты выказываешь такое великодушие: голос крови. Мы происходим от одного корня. Кровь – это важно, ох как важно! Вот поэтому я тоже никогда не причиню тебе никакого зла. – Внезапно он разразился рыданиями. И между двумя всхлипами прогнусавил: – Никогда…
Как истолковать его реакцию? Неужто Дерека до такой степени печалила необходимость отказаться от удовольствия избавиться от меня?
– Никогда…
Я отошел в сторонку. С первого взгляда свидетель этой сцены предположил бы, что Дерек очень высоко ценит семью и семейные отношения.
– Никогда…
Был ли он искренен? Изменился ли он? Или же в очередной раз рядится в благую ложь? Или же ухитряется скрыть некогда совершенные злодеяния, превознося незыблемость семейных связей?
– Ты мне как брат… Я никогда не причиню тебе никаких неприятностей.
Я в ужасе отпрянул.
Дерек меня пугал. Я его ненавидел. Мне следовало немедленно положить конец этому кошмару. Отступив в полумрак, я обдумал свой план и отчетливо сформулировал его для себя: через двадцать один день, как бы то ни было, я убью его.
Через двадцать один день.
Ему оставалось жить всего двадцать один день.
* * *
– Мне посоветовали отправиться в некий храм, в сторону восходящего солнца, – назавтра сообщил я Дереку. – Жрицы богини Сехмет знакомы с ритуалами, у них есть снадобья, способные отражать нападения демонов, которые проникают в глазницы или пожирают зрение. Под темными сводами протекает источник, который проходит сквозь теллурические токи и на заре родником выплескивается оттуда. Благодаря этому прислужницы богини поддерживают постоянную связь с глазом Ра. Возможно, они вернут тебе зрение.
Каждый камень этого святилища существовал исключительно в моем воображении, но Дерек, который доверился мне, легко позволил уговорить себя пуститься в дорогу. Мы отправились верхом на осле.
Я задумал доставить его к берегу моря. В стратегию моей мести входили морские волны. Исходя из того, что после Потопа Дерек опасался воды, я мечтал утопить его. Мой план состоял из нескольких пунктов: загнать его на побережье и заколоть кинжалом, а тело расчленить. После чего я предполагал на бегу побросать куски в волны; унесенные течением и изъеденные солью, они уже никогда не соберутся воедино. А чтобы восстановиться
