тут.
Было неловко вскрывать её косметичку. Харрис никогда не лезла в его вещи – даже когда он просил её найти какую-то книгу или что-то ещё в шкафу, девушка никогда не превышала лимита доверия. Не позволяла себе лишнего, не трогала того, что её не просили подавать. И Лукас старался поступать так же – он терпеливо ждал, пока она не достанет фен, например. И никогда не лез к её телефону – хоть было несколько ситуаций, когда он мог бы себе это позволить: к примеру, когда девушка не торопилась искать текст песни, которую плохо помнила, или странно улыбалась в экран, не сообщая ему, что её так веселит. У неё была личная жизнь, и он старался уважать этот факт, раз уж решил отказаться от собственных чувств и затолкать их подальше.
Но это был вопрос выживания. Вероятно, между неприкосновенностью своей косметички и собственной жизнью Хлоя бы выбрала второе. Так что Эосфор быстро перетряхнул сумочку – оттуда вывалилась косметика, которую он тут же отложил в сторону, небольшое зеркальце, какие-то таблетки, всякая мелочь…
И маникюрные ножницы.
Секунду Лукас смотрел на них, прикидывая, пролезут ли они в щель. Потом выдохнул, схватил их, чудом не уколовшись – примеряться было некогда, нужно было просто пробовать сделать хоть что-то.
Так что он подъехал к двери, не заботясь о том, чтобы притормозить вовремя, и яростно начал пытаться пропихнуть тонкие лезвия так, чтобы задеть щеколду и опустить её, освободив себе путь к спасению девушки, которая была для него важна.
И неважно – почему.
То, что Годфри позвал её к себе, одну, Харрис совсем не вдохновило. Но отказаться она не посмела – было бы неразумно послать своего работодателя, который в любой момент мог отнять у неё возможность присутствовать в этом доме. А может, и возможность вообще присутствовать где бы то ни было.
Для разнообразия, поручение отца выполнил не Зак, а Ноа – близнец Джорджины Хлое не нравился, но деваться было некуда. Девушка направилась в кабинет к Эосфору-старшему, натягивая на лицо свою самую невозмутимую маску.
Годфри впустил её не сразу. Похоже, он суетился в кабинете, что-то перебирал, и попросту стука не услышал – Харрис успела обернуться и заметить, как Ноа вывозит Лукаса в ванную, как и обещал, и её немного отпустило. Мальчик был не самым приятным членом этой семьи, но не был и самым противным – по крайней мере, явно не таким мертвенно-жутким, как Аманда, что оскалилась в качестве приветствия, когда покинула кабинет отца, едва не ударив дверью Хлою.
– А, доктор, – заметив её, вздохнул Эосфор. Выглядел он не очень – одежда была влажной, волосы тоже, усы торчали, вместо того, чтобы, как им и было положено, смирно лежать под носом у хозяина. – Простите, не услышал вас. Заходите, – мужчина подкрепил своё приглашение жестом, и Харрис всё же вошла. Чуть прикрыла за собой дверь, не до конца, так, чтобы Годфри это заметил – и он заметил, но, что странно, не придал этому никакого значения. В руках он держал красивую стеклянную бутылку с тёмной жидкостью – видимо, дорогим коньяком.
– Что-то случилось, мистер Эосфор? – Хлоя решила сразу пойти напролом – пусть Ноа и пытался её сегодня уверить в том, что он заслуживает доверия, девушка всё-таки хотела как можно скорее вернуться к Лукасу, чтобы убедиться, что он в порядке.
– О, да, – Годфри устало опустился в своё кресло, – прошу, присядьте, доктор, – он от души плеснул себе выпить, отставил бутылку – так по-домашнему, словно был в кабинете со своей дочерью, а не с Харрис, что приняла приглашение и села в мягкое кресло напротив хозяина дома. – Простите, нервы шалят, – заметив взгляд девушки, объяснил Эосфор. Отпил пару глотков из гранёного стакана, отставил и его тоже. – Ладно, – коснулся рукой губ, промокая их, – я хотел спросить у вас, как себя сегодня чувствует Лукас.
Хлоя прищурилась.
– Неплохо, – осторожно ответила она. Годфри рассеянно кивнул, словно слушал её фоном, на самом деле пытаясь решить разом с десяток вопросов в своей голове. – То есть, не то, чтобы мы приступали сегодня к терапии, но…
– Да, понимаю, – Эосфор кивнул снова, теперь уже более осознанно. – Вы сдвинули график из-за наших съёмок. Всё в порядке, доктор, я пригласил вас не по этому поводу. Это не проверка, – он залпом допил то, что у него оставалось в стакане, и откинулся в кресле назад. – Хорошо. Если Лукас в порядке, как вы думаете – он мог бы поучаствовать в нашей фотосессии?
– Ноа уже сказал мне о ней, – ответила Харрис, чуть пожимая плечами. – Он отправился с Лукасом в ванную. Если вы позволите… – она чуть отодвинулась, наклонилась, собираясь встать, но Эосфор качнул головой.
– Нет-нет, вы не поняли. Сегодня будет особая фотосессия. Для календаря, которые мы будем использовать во время благотворительных работ, что будут проведены в приютах и лагерях для бездомных в канун Рождества, – он улыбнулся, потирая переносицу. – Впрочем, простите, что нагружаю вас этой информацией. Это абсолютно лишнее. Дело вот в чём: во время этой фотосессии у нас будет много разных нарядов, помимо рождественских свитеров. Я хотел бы знать, готовы ли вы помочь Лукасу принимать участие в данном мероприятии, и готов ли он сам… к столь утомляющим съёмкам, – тут в усталом промокшем деятеле проскользнуло что-то прежнее: хищное и акулье. Хлоя напряглась.
– Думаю, мы справимся, – сказала она. Похоже, что у них и не было на самом деле особого выбора – если бы Харрис отказалась, Годфри мог бы расценить это как её беспомощность. То есть, зачем он платит ей, если она столько времени не может минимально привести его сына в порядок, чтобы тот сумел за день переодеться десяток раз? Относительно здоровый человек справился бы с этим даже в коляске. Логично.
И хоть не каждый настолько восстановился бы психически после событий в подвале дома, насколько восстановился Лукас, Эосфор, в принципе, был прав.
Что же, её ждал ещё один день, полный увлекательной болтовни с дивами и бизнесменами под вспышки камер.
– Хорошо, – покровительственно кивнул Годфри. – Мы рассортируем вещи, – только сейчас Хлоя поняла, что находилось в пакетах, которыми была заставлена половина кабинета, – и пришлём ваши через час. Надеюсь, вам хватит времени, чтобы настроиться на нужный лад, – мужчина опустил голову, увлекаясь чем-то в своих бумагах, и Харрис поняла, что ей пора отсюда уходить. Похоже, Годфри и правда был очень занят – может его благотворительные акции были лишь способом показать себя, но к ним, и ко всему, что могло для
