относительно пологими у основания, и Бесник удалось на них выбраться и лечь на левый бок — в правый со стороны спины, разнеся кишки в кашу, вошёл кусок "Веги", и Бесник поняла, что это, скорее всего, смертельно. Ей казалось, что она горит заживо, хотя огонь не перекинулся на неё.
Зато вокруг море пылало — точнее, пылала спиртовая плёнка. Пылала "Вега", разлетевшаяся на куски и убившая иберийцев и оказавшихся поблизости русалок.
Кто не задохнулся, не погиб от взрывной волны или обломков, тот теперь горел.
Бесник лежала, пока не выгорел весь спирт, но смерть не приходила, а боль оставалась. Она ощущала себя таким маленьким, таким жалким существом, чья жизнь и гроша не стоит, кто и дышать не может, и видеть не в силах, и слышать не в состоянии. Только неясные образы, только отголоски взрыва. И бесконечная, мучительная, разрывающая боль.
Ноги мёртвые… Наверное, это из-за того, что и со спиной что-то случилось.
Смерть… Она не приходит, она рядом, но не забирает…
Неужели это из-за того, что она отказалась от бога?!
Но если он есть, почему он такой жестокий, почему он допускает это?
Или…
Или он просто безвольный наблюдатель, который хотел бы спасти многих, но однажды не спас никого?
Значит, он не всемогущий…
Наверное, он не такой, каким его представляют настоятели…
Наверное, он устал, что его постоянно попрекают. Что им пугают. Что боятся. Что просят и не дают ничего взамен, а вместо этого творят от его имени всякие ужасные вещи.
Наверное, он сдался…
Такие странные мысли пришли в голову Бесник. И тут она поняла, что рядом с ней кто-то находится, а перед глазами становится светлее.
Значит…
Значит, это правда?!
Он есть?!
И лишь перед смертью она смогла заглянуть дальше тех книг, что им читали в монастыре, дальше проповедей, дальше молитв, дальше крестов, дальше безверия…
— Боже… — прошептала Бесник, и на её губах появилась слабая улыбка. — Я знаю, что ты не справился… ничего страшного… если мы как ты… твоё подобие… и тоже не справляемся… Я не виню тебя… больше… Про… Прости меня… За… Забери… хоть куда-нибудь… пожалуйста… И их забери… всё бессмысленно… а это… это значит… что всё неважно… это просто есть… — Она через боль вдохнула побольше воздуха. — С каждым нашим поражением в нас что-то меняется… Однажды у нас будет последний проигрыш, после которого мы станем достойными тебя… Теми, кем ты нас хотел видеть… Мы ещё не те… но дай шанс… однажды мы все станем теми, кого ты хотел бы любить…
Она чувствовала, что пришедший за ней кивнул, и хор ангелов вокруг неё зашелестел крыльями. Наверное, это потому, что она осознала и раскаялась?
Бесник не поняла, что тучи начали расходиться и на небе появилось солнце, а вокруг неё собрались выжившие русалки, среди которых было несколько центурионов Анасис и элита Трихехо во главе с Теодосией и её матерью — Региной клана Тиамат.
Теодосия, будучи главой разведки, поняла примерно половину фраз из речи Бесник и перевела остальным:
— Она говорит: это не страшно, что они, сушеходы, нас побили, потому что для них это бессмысленно. С каждым поражением они будут понимать, что были неправы, и когда-нибудь они станут такими, что мы сможем их полюбить.
Русалки с уважением и восхищением закивали. Ещё бы: сушеходная археса, которая убила почти целую центурию клана Анасис и половину отряда Трихехо, теперь извиняется перед противником, осознавая свою погибель!
Русалки обожали пасмурную погоду, но этот день принёс им много бед. Да, они убили многих сушеходов, но достойные воины отдали за это жизнь. Они столкнулись с теми препятствиями, о существовании которых даже не догадывались. Они недооценили своего врага, и это стоило им многих жизней. И пока главный враг так силён, вражда кланов может немного подождать. Теперь и Трихехо были против сушеходов: благодаря Бесник предатели со стороны Анасисов погибли, а тот пират, что плавал с Бартоломью, который также попытался убить русалок с помощью спирта, за что и был расчленён, — тот пират остался жив: наездницы не нашли его голову среди трупов.
Но, конечно, все эти жалкие антресы не сравнятся с чёрноволосой крючконосой архесой, которая пала жертвой своей же ловушки.
Тиамат прокашлялась и заговорила:
— Властью, данной мне кровью предков моих и венцом матери моей, я, Тиамат Трихехо, провожаю врага своего, архесу-сушеходку по имени Бесник Ринальдино, из бытия жизни в послесмертие. Желала бы я видеть эту архесу своим союзником, но только союз атлатетис и сушеходов невозможен, пока те могут лгать с открытыми ладонями.
Клан Анасис мрачно кивнул: история о взятии заложников благодаря провалу Мориса и хитрости Бесник сильно огорчила русалок.
— Но будет нечестным, — продолжила Тиамат, — если тело архесы съедят рыбы, как тела обыкновенных атлатетов, или околоводные птицы, как дела предателей…
Бесник тем временем избавилась от наваждения и теперь приподнялась на локте, с ужасом глядя на окруживших её чудовищ.
— …А почему пусть каждая, кто избежала смерти от неё, примет тело её как часть своего тела! — закончила Тиамат.
Когда русалки обнажили зубы, последней связной мыслью Бесник было: "Надо было не выплывать на поверхность".
Гектор бежал, бежал спотыкаясь, падая в песок, но снова поднимась. Бежал по мелководью, спотыкаясь о камни и падая уже в воду, но снова поднимаясь. Он слышал грохот взрыва, видел вдали пламя, но не давал себе наполняться отчаянием. Как когда-то он верил в предсказания своей приёмной матери, так и теперь он верил, что Джулия сумела спастись.
Дышать было очень больно. Казалось, каждый вдох забирает год жизни. Но он продолжал бежать.
За все его годы, когда он искал и не находил счастья, Джулия с первой минуты, как он увидел её за штурвалом, с первой их стычки, с первого шрама от неё — одержимость. Сначала он мечтал о том, как убьёт её. А потом… а потом произошло то последнее сражение, когда её изгнали. Он был на другой стороне, против неё. Но теперь с этим покончено.
Они — одно и то же, но на разных гранях. Они — бесконечно разные. Они как карты Таро — смысл глубже, чем изображение, две карты говорят больше, чем одна, у двух карт вместе смысл иной, чем по отдельности.
Джулия — его счастливый бросок, который изменит судьбу и положит конец нищете, падениям, бессмысленным авантюрам, бегству и уловкам. Джулия не может умереть.
Над морем раздался крик, сопровождаемый настолько жутким, до тошноты, хрустом, что у Шестёрки помутилось в голове и мир
