Галактионов совершенно справедливо отмечал, что осенью 1914 г., когда и произошло превращение маневренной войны в позиционную (во Франции окончательно, в России – пока еще временно), в распоряжении войск не было нужных объемов колючей проволоки, количество же пулеметов было недостаточным для перекрытия всего фронта. Тем более, что до 75 % потерь в живой силе войск было от огня артиллерии.
Русские специальные издания времен мировой войны в качестве одной из главных причин установления позиционной войны называли усиление роли артиллерии. Указывалось, что для защиты от непрерывного артиллерийского огня стороны стараются воздвигать все более и более прочные убежища, которые в итоге и придали полевым операциям характер осадной войны. Отмечалось, что для взятия таких укреплений уже недостаточно лишь артиллерийского обстрела и пехотной атаки, а требуется применение и военно-инженерного искусства: «Чтобы отнять у противника хотя бы часть пространства, становится необходимым употребление приемов так называемой постепенной атаки крепостей. Сущность их сводится к тому, что наступающий старается приблизиться к противнику, пользуясь устраиваемыми, по мере движения вперед, искусственными прикрытиями, обеспечивающими его от напрасных потерь. Один из таких приемов – движение сапою, получившее в период позиционной войны широкое распространение, есть не что иное, как движение к противнику не по поверхности земли, а зарываясь в нее и насыпая впереди себя земляной бруствер, который и укрывает наступающего от взоров и выстрелов противника»[173].
Связывалось установление позиционных форм борьбы и со спецификой войны нового типа: «Современная война показала, что ни одна из воюющих сторон не была в состоянии гарантировать себе полную победу ни на одном участке обширного театра военных действий. Поэтому огромное значение приобрели так называемые выжидательные бои, имеющие своею целью не разбить противника, а лишь выиграть время для подготовки в тылу новых боевых ресурсов. Но так как каждый из воюющих не был уверен в длительной пассивности своего врага и ежеминутно ждал возобновления нападений, то в своем стремлении обезопасить себя он и стал строить длинные линии окопов, прикрывающих фронт на огромном протяжении. Что же касается крайних флангов, то он старался упереть их в какой-нибудь неприступный предмет (горы, широкие реки, моря и т. п.) во избежание неприятельского обхода, и укрепить их по всем правилам военно-инженерного искусства»[174].
Здесь необходимо отметить, что в условиях позиционной войны первостепенной задачей наступающего было развитие достигнутого прорыва обороны противника, превращение его из тактического в оперативный. В ходе своеобразной «гонки» наступающий тянул свои резервы через горловину прорыва, вынужденно перемещаясь по перепаханной и опустошенной местности, а обороняющийся подтягивал резервы к кризисному боевому участку по нетронутым железным и шоссейным дорогам. Соответственно, силы сторон уравновешивались, и наступление прекращалось.
Таким образом, главная причина позиционности лежит в недостаточной оперативной подвижности наступающих войск.
Если наступающему иногда и удавалось, сосредоточив превосходящие силы и средства, преодолеть значительную часть зоны тактической обороны противника, то преобразовать тактический успех в оперативный он уже не мог. Темпы наступления при прорыве позиционной обороны были крайне низкими. Например, наступление германской 5-й армии под Верденом началось 21 февраля 1916 г., а к 25 февраля она продвинулась лишь на 4–5 км (т. е. средний темп наступления в сутки составлял 800—1000 м). В свою очередь, низкий темп наступления позволял обороняющемуся своевременно подтянуть свои резервы, а также организовать новые линии обороны, на преодоление которых у наступающего уже не хватало сил и средств.
В 1915–1918 гг. на Французском и Русском фронтах наметились следующие пути, по которым шли противники в целях преодоления позиционного тупика:
1. Необходимость выиграть оперативное время на стадии тактического прорыва. Помимо очевидного темпового опережения противника, быстрое преодоление оборонительной полосы приводило к более щадящим разрушениям местности. По данному пути пошли германцы. Они разработали систему методов обеспечения тактической внезапности, создали систему уточненной стрельбы без предварительной пристрелки. Германцы впервые осуществили химическую атаку (главная задача, стоявшая перед новым оружием, – захват первой линии обороны противника не разрушенной), а в дальнейшем лидировали в использовании дымовых и химических боеприпасов. Ярким воплощением этой концепции была т. и. «гутьеровская» тактика, примененная германцами под Ригой в августе – сентябре 1917 г. и во Франции в марте – июле 1918 г.
В рамках концепции борьбы за выигрыш оперативного времени необходимо назвать имя генерала от инфантерии Р. Д. Радко-Дмитриева. Разработанный им метод прорыва позиционного фронта заключался во внезапной атаке тщательно разведанной позиции противника при жестком учете фактора времени и расчете необходимых резервов. На пассивных участках армии или фронта внимание противника сковывалось демонстрационными действиями. Метод был блестяще применен его создателем в декабре 1916 г. в ходе Митавской операции 12-й армии Северного фронта.
2. Необходимость резко увеличить тактическую подвижность войск на участке прорыва в условиях разрушенной местности. Именно эта идея привела к созданию танка. Наиболее последовательно ее применили западные союзники России по Антанте. Впервые танки были использованы в сражении на Сомме в 1916 г. Кампании 1917–1918 гг. на Французском фронте – это торжество танка. Танк позволил эффективно прорывать тактическую оборону противника, минимизировал потери пехоты. Но ни разу танковый тактический прорыв в годы мировой войны не был преобразован в прорыв оперативный. Германцы научились бороться с танковым фактором – например, в сражении при Камбре немецкие штурмовые части эффективным контрударом не только ликвидировали последствия танковой атаки, но и добились впечатляющих тактических успехов. Русская армия, не имевшая танков, и германская, имевшая лишь 20 танков отечественного производства, применять этот метод не могли – да и условия Русского фронта несколько отличались от обстановки на Французском фронте.
3. Необходимость уничтожить резервы противника, чтобы исключить их из оперативных расчетов. Данная идея реализовывалась в следующих вариантах:
а) Концепция «размена». Она была разработана стратегами Антанты и опиралась на численное и материальное превосходство союзников перед немцами. Предполагалось ценой собственных больших потерь вызвать адекватные потери противника, более чувствительные для него вследствие большей ограниченности в ресурсах – ведь фронт развалится, когда противник исчерпает ресурсы.
Эту концепцию руководители Антанты проводили в жизнь сознательно – но они не учли того, что, во-первых, «размен» с немцами получался, как правило, далеко не в пользу союзников, и, во-вторых, что данная стратегия разрушает кадры собственных войск. К чести русского генералитета, он был принципиальным противником этой «людоедской» концепции.
б) Концепция сокрушения заключалась в том, чтобы оттянуть все резервы противника в одну точку и непрерывными ударами их обескровить – а потом прорвать фронт в другом месте. Эту идею попытался применить в апреле 1917 г. новый главком французской армии Р. Ж. Нивель. Но обескровленной оказалась французская армия. В результате «Бойни Нивеля» главком потерял свою должность, а охваченная мятежами и революционными волнениями французская армия фактически на несколько месяцев вышла из строя – 54 дивизии потеряли боеспособность, а 20 тыс. солдат дезертировали. В этом наступлении тяжело пострадали и русские
