и какое-то время девочки шли молча. Затем Май сказала:
– Можно дать тебе совет?
– Какой?
– Гони от себя такие мысли о Свене. Вместо этого постарайся быть ему другом.
– Я не могу.
Май вздохнула.
– Ты не веришь, что он мог бы влюбиться в меня? Может, не сейчас, а позже?
– Я не знаю, – сказала Май. – Я не знаю, но будь я на твоем месте, я не стала бы этого ждать.
– Ты никогда не влюблялась?
– Нет, – решительно сказала Май. – И не собираюсь. Пока не вырасту, не закончу учебу и не добьюсь чего-нибудь сама. Тогда я выйду замуж и рожу детей. Может быть.
– Никто и не говорил о женитьбе.
– Нет, – сказала Май. – Но там, где я живу, бывает, что девочкам не намного старше нас приходится выходить замуж. Потому что они ждут ребенка.
Щеки Штеффи вспыхнули.
– Ты полагаешь, что мы со Свеном…
– Нет, нет, – сказала Май успокаивающе. – Об этом я не думаю. Я только имею в виду… он ведь гораздо старше тебя.
– Разве пять лет – это такая большая разница?
– Может, для тебя нет, – сказала Май.
– О чем это ты?
– Ни о чем.
Они пришли на трамвайную остановку и остановились на посадочной площадке. Май взглянула на Штеффи. Внезапно Штеффи почувствовала, что Май знает что-то, но не хочет говорить. Что-то о Свене.
– Май! – сказала она.
Из-за угла, дребезжа, выехал трамвай. Май шагнула на подножку и помахала Штеффи из проема двери. Хотела ли она что-то сказать, так и осталось тайной.
Глава 30
Уже через две недели после начала семестра фрекен Крантц устроила классу письменный опрос. В этот раз Штеффи решила не делать ошибок. Нужно показать фрекен Крантц, что она заслуживает высшей оценки «А». Каждый вечер Штеффи сидела за письменным столом, склонившись над грамматикой немецкого языка. Свен посмеивался и называл ее зубрилкой.
Сам он читал немного, во всяком случае, то, что не имело отношения к школе. Все равно до письменных экзаменов было еще два месяца, а за ними шли устные опросы.
– Я справлюсь, – говорил Свен. – Большего не требуется. Писателю не нужны школьные оценки.
Свен стоял в дверях комнаты Штеффи, Путте крутился возле него.
– Так ты не пойдешь с нами?
– Мне нужно заниматься. Завтра письменный опрос.
– Ну и пожалуйста, зануда, – сказал Свен и закрыл дверь, прежде чем Штеффи успела пожалеть.
Несколько классов одновременно писали в актовом зале. Девочек посадили в просторном помещении поодиночке. На возвышении далеко впереди сидела фрекен Крантц и наблюдала за ними. Молодая учительница, которую Штеффи не знала, стояла рядом, держа в руке листок цветной бумаги – задания для письменного опроса.
На партах не должно быть книг или других пособий, ничего, кроме бумаги, карандаша и ластика. Если захочешь что-нибудь спросить, поточить карандаш или попросить разрешения выйти в туалет, нужно поднять руку и подождать, пока не подойдет дежурный учитель.
Все выходы в туалет записывались в тетрадь в черном клеенчатом переплете. Если задержаться в туалете дольше, чем следует, учитель приходил и стучал в дверь. Единственным освещением внутри была выкрашенная в голубой цвет лампочка, но в ее свете можно было с грехом пополам прочитать шпаргалку. Ближе всех сидела девочка из параллельного класса. Май сидела в том же ряду позади Штеффи, а Алиса – напротив, по другую сторону прохода между рядами.
Встревоженный гул смолк. Все сидели тихо и ждали, пока учителя раздадут задания.
Фрекен Крантц взяла на себя правую сторону от прохода, другая учительница – левую. «Как медленно», – подумала Штеффи, хотя на раздачу заданий ушло лишь две минуты.
Сине-лиловая надпись на листке бумаги сильно пахла спиртом от копировального аппарата.
Прежде чем приступить к работе, Штеффи пробежала взглядом текст и вопросы.
Большие настенные часы тикали. В распоряжении учениц было три часа, до одиннадцати.
Когда пробило девять, Штеффи подняла взгляд. Впереди себя она видела склоненные головы, затылки и спины. Руки одних учениц двигались по бумаге легко и старательно, других – медлили, сомневались, перечеркивали и начинали заново.
Алиса подняла руку. Фрекен Крантц направилась к ней. Алиса что-то прошептала ей, учительница кивнула. Алиса встала и пошла в туалет. Фрекен Крантц вернулась на возвышение и сделала пометку в черной тетради. Штеффи знала, что она написала: «Алиса Мартин, 9:02». Алиса вернется, и фрекен Крантц поставит после тире точное время ее прихода.
Штеффи не удержалась и подняла взгляд, услышав, как открылась дверь туалета. Шесть минут десятого. Алиса пробыла в туалете четыре минуты.
Вот она возвращается на свое место. На ней вязаная кофта поверх платья. Она проходила мимо Штеффи, как вдруг что-то белое выскользнуло из манжеты кофты и упало на пол. Алиса остановилась и попыталась подобрать то, что уронила, но тут фрекен Крантц окинула взглядом зал. Алиса выпрямилась и пошла дальше, прежде чем фрекен Крантц успела что-нибудь заметить.
Штеффи осторожно наклонилась, чтобы посмотреть, что потеряла Алиса. Это был листок бумаги, сложенный во много раз.
Не задумываясь, Штеффи протянула руку и подняла листок. В это же мгновение Алиса обернулась. Они встретились взглядом. Прячась за партой, Штеффи осторожно развернула листок.
Задания письменного опроса, однако не отпечатаны на копировальном аппарате, а набраны на машинке; около них множество пометок.
Штеффи тут же вспомнила тот день в учительской. Накануне контрольной работы по математике, когда Алиса что-то искала на столе Хедвиг Бьёрк.
Листок жег руку. Она быстро свернула его. Лучше выбросить, но фрекен Крантц заметит. Вместо этого рука Штеффи медленно скользнула с колена, и листок упал на пол под парту. Подождав, пока фрекен Крантц займется записями выходов в туалет, она как можно сильнее отшвырнула листок носком туфли. Листок очутился посреди прохода, напротив места Штеффи.
Время потеряно, и надо торопиться. Штеффи писала, стирала ластиком и снова писала.
– Что это?
Резкий голос фрекен Крантц нарушил тишину в актовом зале. Все прислушались. Учительница стояла посреди прохода рядом со Штеффи, держа в руке свернутый листок. В зале не было слышно ни звука, пока фрекен Крантц разворачивала листок.
– Это неслыханно, – сказала фрекен Крантц. – Кто-то украл задания к письменному опросу. Среди вас есть мошенница.
Штеффи затаила дыхание. Ей хотелось знать, видел ли кто-то, кроме нее, как Алиса уронила листок. В любом случае она не собиралась ничего говорить. Обманывать плохо, но ябедничать – еще хуже.
– Ну, – сказала фрекен Крантц, – чей это листок? Или, правильнее сказать, кто украл его с моего стола?
Никто не ответил.
– Так-так, – сказала фрекен Крантц. – Вот что. Все отложили
