лишних лошадей мы не имеем. Возможно, пробираться в город придётся с боями. Однако, взяв подкрепление, мы непременно вернёмся. Вот эти три-четыре дня, полагаю, вам бы следовало притаиться где-то… Ах, чёрт, немецкий хутор они сожгли… Короче, решайте сами. А нам пора. Честь имею.
Из окна второго этажа Сергей видел, как отряд вышел из парка в поле. Ему навстречу двигался другой отряд, чуть больше, с тачанкой, на которой был установлен пулемёт. Впереди и здесь – офицер. Поручик подъехал к нему, козырнул. В ответ раздался выстрел. Поручик, взмахнув рукой, упал на землю. Истошный крик:
– Жарь, Гаврюша!
Тачанка развернулась, и пулемёт, который уже был наготове, затарахтел и смолк.
– Сдавайся! Всех уложим!
Из тех, кто покинул усадьбу, трое, пришпорив коней, бросились наутёк. Остальные подняли вверх руки. Несколько всадников помчались за беглецами.
С ужасом наблюдали эту картину Полина, Сергей и Александр. А махновцы не спеша подъезжали к дому, с опаской поглядывая на окна. Александр, стоя у окна, выстрелил несколько раз. Всадники рассыпались, прячась за деревьями. Тачанка развернулась пулемётом к дому.
– Что ты наделал! – крикнул Сергей. Александр повернулся к нему:
– Я застрелю Полину, но не отдам её этим животным!
– Да, – выдохнула Полина.
Пулемёт короткими очередями бил по дому. Осаждённые отвечали редкими выстрелами.
– Бегите отсюда! – крикнул Сергей друзьям. – Я задержу. Их немного.
Полина не двигалась. Да и куда бежать?
Охнул Александр, выронил револьвер, схватился за правое плечо и сел в угол комнаты. Полина бросилась к нему. Сергей заметил махновца, заглянувшего в дверь, выстрелил.
К усадьбе подошли главные силы махновцев. Зычный голос:
– Кончай палить без толку. Сами сдадутся… Эй, там, выходи! Дом окружён!
Заплакав, Сергей направил револьвер в затылок Полине. Нажал на курок… Осечка! Патроны кончились.
7
Нестор Махно в кожаной куртке с меховым воротником, перетянутый ремнями, вышел на крыльцо дома. К нему подвели избитого, забрызганного кровью Сергея и едва стоящего на ногах Александра.
– За вооружённое сопротивление революционному народу, – постепенно распаляясь, заговорил Махно, – за кровь и смерть наших незабвенных товарищей, погибших за землю и волю, чего им определить?
– Смерть! – раздался дружный крик.
– И точка! – машет рукой. – К стенке!
Александр упал, его подняли и вместе с Сергеем поволокли к стене дома и прислонили к ней. Вдруг Сергей поднял руку и проговорил, как ему казалось, во весь голос, но хрипло и негромко:
Где не было бы ни рабства,
Ни лжи, ни позора!
Стало тихо. Все замерли.
Ни презренных божеств, ни цепей,
Где не купишь за злато любви и простора,
Где лишь правда и правда людей.
– Стой! Отставить! – крикнул Махно, доставая маузер и стреляя в воздух. Сергей замолчал. Махно сунул маузер в кобуру. Кивнув на Сергея:
– Помыть, одеть, и – ко мне. И этого привести в порядок. Будем разбираться.
…Двое махновцев помогают Сергею умыться и одеться. Один из них, поливая его из кружки, рассуждает:
– Крепко тебя отделали… Да и чего было с тобою лялькаться? Срубить бы голову, да и сказать, що так и было.
– А вы не боитесь своего батьку Махно?
– Мы? Та мы ж ни Бога, ни чёрта не боимся.
– У нас, браток, свобода, – вдумчиво проговорил второй махновец в морском бушлате и в шароварах, – диктатура надёжная: маузер, самогон да сифилис.
– О це гарно, – засмеялся молоденький хлопчик, сидящий в сторонке, разбирая реквизированные вещи.
– Ну, это у кого какое понятие, – сказал первый. – А батька такие шутки не одобряет. У нас, брат, народная армия.
– Это верно, – подтвердил бушлат. – Что батька нам вождь, на то наша воля. Потому что мы есть народ.
– Народ, он разный. А дело у нас одно – свобода. – С этими словами он передал Сергею одежду, подобранную хлопчиком.
Вокруг бурлила разудалая махновская вольница, подогретая самогоном. Сергей заметил, что у флигеля двое подвели Полину к важному кучерявому командиру, перетянутому портупеей и увешанному оружием.
– Послушайте, а кто это? – спросил Сергей на конвоира.
– Его тебе лучше б не знать… Лёва Задов, контрой занимается.
Конвоир подтолкнул Сергея в дом.
В комнате, где уже накрыт стол и наведён некоторый порядок, сидели Махно и невзрачный растрёпанный седоватый человек, во взгляде которого – иудейская печаль. Махно жестом пригласил Сергея присаживаться. Улыбнулся:
– Помню, помню. Французский подданный. Ну, выпьем за встречу.
– Я пить не буду.
– Брезгуешь нашей компанией?
– Нет, просто не хочу.
В этот момент донёсся крик Полины:
– Отстаньте! Прочь!
Сергей вскочил и бросился из комнаты. Махно быстрыми шагами двинулся за ним. При входе во флигель Сергею преградил путь дюжий охранник. Хотел ударить прикладом винтовки. Махно жестом остановил его и вошёл первым.
В комнате два махновца держали полуобнажённую Полину. Перед ней стоял Лёва Задов, покуривая папиросу. Он достал её изо рта, по-видимому, намереваясь потушить на теле девушки.
– Что происходит? – поинтересовался Махно, отстранив Сергея.
– Ты ж знаешь, батько. У меня допрос психологический. Чтоб, значит, голую правду увидать.
– Ну, ты аккуратней. Что о нас этот корреспондент подумает?
– А что он подумает? Вот мы ему дырочку в голове проделаем и всё увидим насквозь, – усмехнулся Задов, с прищуром глянув на Сергея.
– Ты, Лёва, брось шутить. Чтоб эту дамочку в полном порядке мне доставил.
Обернулся к Сергею:
– Кто она вам, сестра, что ли?
– Невеста.
– Ага. Значит, свадьбу сыграем. И – точка.
Махно вернулся с Сергеем в комнату, где невзрачный человек записывал что-то в блокнот.
– Теоретик анархии, – кивнул на него Нестор. – Умеет наш народ идейно подковать.
– Выходит, вы что-то вроде жеребцов неподкованных?
Махно захохотал:
– Жеребцов наших подковать необходимо. Всякого у нас народу хватает. Революционная культура всем необходима… Есть у меня мечта заветная. Будет у нас своя территория. Свободные трудящиеся на свободной земле. О нас весь мир заговорит.
– А если от российских экспериментов весь мир содрогнётся?
Теоретик спокойно заметил:
– Анархизм – это сгусток противоречий. (Стал читать.) То исполненный неодолимого соблазна, то полный ужаса, синоним братства и символ погрома и братоубийственной борьбы, торжество свободы и разгул произвола – стоит анархизм великой загадкой, и его именем равно зовут и величайшие подвиги, и взрывы низменных страстей.
– И – точка!
– Происходит что-то страшное, – взволнованно заговорил Сергей. – Кажется, это безумие… Класс на класс, брат на брата, наш – не наш… Разве трудно понять, что все люди вокруг – это наши. Одни лучше, другие хуже, но все мы люди. Бог одарил нас бесценностью жизни и разума… Ну как вам объяснить… Я вижу образ и подобие зверя… У вас хорошие слова и плохие дела.
