шестерка лошадей приволокла знакомую машину в долину Венгре. Ону как будто кто в сердце ударил, когда она увидела машину, величественно приближающуюся по проселочной дороге. Молотилку привел Анатолис, теперь уже настоящий машинист.
Девушка взяла себя в руки и среди веселых подружек тоже старалась казаться веселой. Ее встреча с Анатолисом была неизбежна, хотя в первые дни Она, притворившись больной, отказалась от участия в «помочи». Однако, когда машина прибыла во двор Жельвисов, девушка тотчас же столкнулась с Анатолисом. Он как будто сам искал ее. Девушке показалось, что машинист очень возмужал и загорел с прошлого года и был как будто уже не такой красивый. Она попробовала было незаметно проскользнуть в ригу. Анатолис вырос перед ней, загородив ей дорогу, и смущенно назвал ее по имени. Извинившись, что не может подать ей запачканную в масле руку, машинист только улыбнулся и по-молодецки, но неловко и глуповато подмигнул ей.
Потом весь день он, казалось, искал случая встретиться с ней где-нибудь в уголке, без свидетелей. Стараясь ни на минутку не отставать от подруг, Она избегала этих встреч.
Под вечер, из боковушки, сквозь щели риги девушка видела, что Анатолис с двумя-тремя парнями спрятались за хлев. Там они собрались в кучку и что-то делали; Она видела, как у них по рукам пошла бутылка. Потом Анатолис вернулся к машине, и тотчас его весёлый голос зазвучал во всех углах, как бы наполняя всю ригу.
Темнело. Осталось еще несколько снопов, и помочане, видя, что работа подходит к концу, старались из последних сил. В риге царило общее веселье: кто мел пол, кто подгребал в кучу зерно, а те, кто уже справился с работой, выходили наружу выбить пыль из одежды. Один затянул песню, другой отозвался, присоединилось еще несколько голосов. Она тем временем перешла из пустой боковушки на двор и заделывала верх омета последними охапками соломы. На небе зажигались первые звезды.
Внезапно, перекрывая шум машины, отчаянный крик прорезал воздух. Немедленно умолкли шум и песни. Несколько человек выскочили из темноты и снова исчезли в риге. Нечеловеческий, отчаянный крик повторился еще раз, еще, еще. Предчувствуя что-то страшное, Она без сил упала на омет. Из ворот риги, которые зияли точно пасть чудовища, в вечерних сумерках вывалилась толпа взволнованно жестикулирующих людей. С побелевшими от испуга лицами они метались туда и сюда, точно помешанные. Жутко гудевшая молотилка остановилась. Вскоре, сгибаясь, почти бегом, толпа людей вынесла что-то на двор и положила это что-то на землю. Тут они еще теснее сгрудились вокруг своей ноши.
С верхушки омёта Она увидела лицо, освещенное последним лучом вечерней зари, и теряя сознание, словно падая все ниже и ниже с увеличивающейся быстротой, девушка вытянулась на соломе. Когда она пришла в себя, слабо соображая, что случилось, до нее еще долго доносились крики и шум со двора Жельвисов и долго еще взад и вперед сновали огоньки… Потом она увидела женщин, бегущих из избы с подушками. Спустя некоторое время у риги остановилась телега, на нее уложили Анатолиса, завернутого в простыни, и увезли.
Как потом рассказывали дома, Анатолис к концу молотьбы решил сам подбрасывать снопы в машину, оступился, и его зацепило крылом молотилки.
Она долго лежала на омете, не пролив ни одной слезы, чувствуя только бесконечную пустоту во всем теле, словно у нее что-то вынули из груди.
Через некоторое время из города пришли вести, что Анатолис жив, но на всю жизнь останется калекою, и у него отняли обе ноги.
Работница Жельвиса, Она, восприняла это с глубокой болью. Постепенно она проникалась мыслью, что страшное несчастье, постигшее Анатолиса, было послано ему разгневанным господом богом в наказание за причиненную ей обиду. Поэтому, думала она, всемогущий наслал на него кару не в каком-нибудь ином месте, а именно в доме Жельвиса, на глазах у Оны. Все более укрепляясь в этой мысли, она еще ранее, чем в деревню дошли вести о судьбе несчастного, в рощице перед часовенкой на дубе дала обет. Она обещала купить для приходского костела большую икону святой Оны, ее заступницы, чтобы святая вымолила у господа для машиниста маленький уголок в царствии небесном… В случае же выздоровления Анатолиса, она давала обет не оставлять его уже до конца жизни.
Проведя еще одну зиму у Жельвисов, весною Она навсегда распростилась с долиной Венгре. Она разошлась со старым хозяином из-за Анатолиса: тот отказался принять в свой дом нищего калеку.
Скитаясь из деревни в деревню, нанимаясь в поденщицы, в прачки, вязальщицей снопов, Она повсюду возила с собой и безногого, усадив его в маленькую, почти детскую тележку. Когда девушка полоскала где-нибудь на реке белье или накладывала в поле возы, калека тут же, в лодке, или в тени ржаной скирды плел корзину из прутьев или вырезал ножом что-нибудь из дерева.
На расспросы людей, зачем она всюду возит безногого с собой, а не оставляет дома, Она неизменно отвечала одно и то же:
— Так он все-таки ближе к моему сердцу…
1939
БОЛЬНЫЕ
Перевел Р. Рябинин
Ранней весною солнце осветило пустой крестьянский двор и будто оголило его. Стены построек и обвисшие обветренные крыши были мокры и черны. Местами в лужах еще торчал лед, осевший и затянутый илом. За избой в размякшей мусорной яме копалось несколько кур.
Из открытых дверей хлева выскочил теленок, уперся слабыми ножками в землю и испуганно огляделся по сторонам, как будто удивленный этим светлым, просторным миром. Звеня ведрами, за ним выбежала женщина в мужском пиджаке, обхватила теленка руками и втолкнула его обратно в хлев. Закрыв дверь и подоткнув юбку, женщина шагом перешла болото и, остановившись, стала всматриваться в даль полей. Сколько можно было окинуть взглядом — впереди тянулось залитое водой пространство, над которым чернели затопленные крестьянские усадьбы и молодые рощи. Всюду царила мертвая тишина. Непрестанный крик чибисов еще более подчеркивал эту тишину.
Внимание женщины привлек показавшийся вдали человек. Перепрыгивая с кочки на кочку, время от времени останавливаясь и, очевидно, нащупывая сухие места, он медленно приближался к деревне.
Который уже день женщина с нетерпением ждала мужа, отправившегося на лесные разработки. Третью неделю не было от него никаких вестей. Когда внезапно потеплело, стаял снег и прошел ливень, разлившиеся речки в нескольких местах отрезали деревню от дороги. Окрестные жители сообщались друг с другом только верхом, а на мельницу или в город пытались пробраться лишь в случае крайней необходимости.
Женщина беспокоилась — не случилось ли с мужем какое несчастье. Некоторое время
