Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
повторяй слова, которые нашепчу. Только слушай внимательно, ничего не пропусти! Кузьмич, вот сюда ложись!
Тот взобрался на лавку и вытянулся во весь свой небольшой росточек. Глаза его встретились с Васькиными, и Кузьмич шепнул:
– Спасибо, брат ты мой!
Ульяна улыбнулась, взглянув на них, потом зачерпнула в ковш воды из кадки и выплеснула на холодную каменку. При этом умудрилась так проворно подставить ковш к каменке, что вода снова в него стекла.
Это она проделала трижды, едва слышно бормоча слова, которые Васька повторял во весь голос – как мог громко:
– Как на каменке на матушке подсыхает и подгорает, так на рабе Божием знахаре Кузьмиче пускай подсыхает и подгорает! Иди, изурочье, вон, банник под лавку – человек на лавку!
Выплеснутая в последний раз на холодную каменку вода зашипела, словно та была раскаленной, от нее клубами повалил пар, да такой плотный, что на миг все в бане им заволокло, однако тут же пар снова втянулся в каменку, и Васька увидел…
…Васька увидел, что на той лавке, где только что лежал банник Кузьмич, теперь лежит… черный, изъеденный временем скелет! А в следующий миг банька рухнула – и все обратилось в прах, и ее обломки, и скелет – все исчезло в черной мгле, которая вилась по огороду и хохотала… злорадно хохотала голосом ведьмы Ульяны!
* * *
Тимофеев-старший отер глаза рукой и снова прочитал надпись на кресте, который только что воздвигся на кладбище.
«Знахарь Кузьмичъ», – вот что было там написано!
Но ведь предок Тимофеева говорил, что Кузьмич не умер, что он мается в образе какого-то банника!
– Знахарь Кузьмич? – изумленно проговорил он.
– Знахарь Кузьмич? – раздалось такое же изумленное восклицание из могилы. И вдруг тяжелым эхом отозвался им чей-то голос:
– Кто кличет меня из мира мертвых и мира живых?
– Это я, Петр Тимофеев, – нестройным хором ответили предок и потомок. – Как ты сюда попал, Кузьмич?!
Некоторое время царило молчание, потом последовал глубокий вздох – и Кузьмич проговорил:
– Понимаю… теперь вижу вас и все понимаю… Один из вас в могиле лежит, другого ведьма Ульяна хочет туда живым положить? Эх… А я-то думал, злей да хитрей Марфушки нет на свете ведьмы! Что и говорить, Ульяна ее перещеголяла. Эк она нас вокруг пальца обвела, какой добренькой скинулась… а мы, два дурня, поверили! Мне-то ничего, мне давно пора в земелюшку, мне лучше в могиле лежать, чем в образе нечистой силы добрых людей пугать, да только мальца жалко. Один он теперь, один – против всей ведьминской силы! – вздохнул Кузьмич и вдруг воскликнул с тревогой: – Но тише! Слышите, вихри воют, ветры шумят? Ульяна сюда летит, тварь черная, ворона проклятая! Если хотите от нее избавиться, не мешкайте: делайте, что скажу! Ты, младший Тимофеев, крещеный ли?
Тимофеев-старший не сразу сообразил, что знахарь обращается к нему.
– Крещеный, – выпалил наконец. – Вот и крестик ношу.
– Это хорошо, – одобрил Кузьмич. – А ты, Петр-старший? На тебе ли твой тельный крест? Не истлел ли гайтан?[20] Не смешался ли крест с прахом?
– Плоть истлела, а кипарисный крест мой цел, и гайтан цел, – отозвался предок Тимофеева, и в голосе его прозвучала гордость. – Неужто забыл, Кузьмич? Ты же сам их от тлена и гнили заговаривал! Не помнишь?!
– Может, и помню, – проговорил Кузьмич. – Да вот только с годами позабывать стал, что помню, а что нет. Но не о том сейчас речь! Меняйтесь крестами! Не медлите!
– Как же? – удивился Тимофеев-младший. – Тот крест ведь в могиле лежит, а мой на меня надет, как же нам поменяться?
– Экий ты непонятливый! – проворчал Кузьмич. – Сними крест да в могилу и опусти, а Петр-старший тебе свой передаст, всего и делов-то!
Тимофеев-младший расстегнул цепочку, снял с шеи свой серебряный крест и вдруг ощутил себя страшно одиноким и беспомощным. Ему стало куда страшней, чем было раньше, хотя, казалось, страшней некуда!
Он склонился над могилой своего предка, сжимая крестик в кулаке, – и снова увидел кипение тьмы в земляном провале.
«Если оттуда сейчас высунется рука, чтобы забрать мой крест, я умру на месте», – подумал Тимофеев как-то отстраненно, словно о ком-то другом.
– Видишь глубь земную? – подсказал ему Кузьмич. – Бросай туда свой крест! Да быстрей, быстрей!
Тимофеев-младший разжал пальцы, проследил взглядом серебряный промельк канувшего в бездну крестика – и в следующее мгновение что-то вдруг ударило его в ладонь!
Тимофеев проворно стиснул кулак – и ощутил кожей гладкость от полированного дерева.
Содрогаясь всем телом и всей душой, взглянул – да так и ахнул.
На ладони лежал небольшой деревянный крест с черным витым шнурком. И если Тимофеев опасался увидеть прилипшие к нему комья земли и того, что называется прахом и тленом, то он ошибался! Крест был чист и сиял, словно сделанный не из дерева, а из серебра или золота, а гайтан оказался сух, будто лежал не в могильной сырости, а сушился на солнышке.
– Надевайте оба разом, в миг един! – велел Кузьмич – и Тимофеев торопливо сунул голову в гайтан и поправил крест на груди, зная, что так же поступил сейчас его мертвый предок.
– А теперь трижды осените себя крестным знамением – на восток, на запад и на юг, а к северу спиной повернитесь, – торопливо приказывал Кузьмич. – На звезду смотрите, что стоит в зените, да повторяйте за мной!
И он заговорил так страстно, словно обращался к некоему живому существу и молил его о милости:
– Заря-заряница, звезда ночная и дневная, всевидящая, ты, что зришь в домы и хоромы, в леса, пастбища звериные и моря, нивы рыбные, что видишь сквозь погосты забытые! Защити меня, раба Божия Петра Тимофеева, от ведьм и колдунов зверообразных, не дай до срока в могилу сойти, не дай в упыри уйти, не дай против веры христианской согрешить, помоги злую силу укротить! Жизнь мою отмерь тем сроком, что на роду написан, а не ведьмовским происком! Праху – прах, живому – живое! Слово мое крепче креста кипарисного и ярче креста серебряного да будет! Аминь!
Тимофеев повторял вслед за Кузьмичом, задыхаясь от волнения и боясь пропустить или перепутать хоть слово. Он слышал гулкое эхо, отзывавшееся ему из-под земли. Это повторял заговор его предок. И, как только они разом произнесли «Аминь!», неведомая сила дернула Тимофеева, поволокла, швырнула куда-то…
И внезапно он обнаружил себя лежащим на полу в собственной кухне.
Ночь тихо вздыхала за окном.
Тимофеев потрогал шею, стиснул в кулаке крестик – тот самый, кипарисный, полученный в обмен на свой! – и
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
