на тропическую Кубу.
Перебросить ракеты и войска удалось, а дальше вышла такая конфронтация, которая в конце октября 1962 года едва не закончилась войной, наступил даже момент, когда всё могли решить считанные минуты.
Было объявлено о выступлении президента США по телевидению с обращением к американскому народу, и мы ожидали, что он заявит о начале войны. Мы должны были дать согласие на американские предложения, но уже не оставалось времени передать по обычным каналам. В результате наше согласие передали в прямом эфире по радио, что было беспрецедентно. Оставались минуты, председатель Госте-лерадио с этим текстом бежал в студию, причём побоялся сесть в лифт, вдруг застрянет, он бежал по лестнице и кричал: «Расступись!» Люди не могли понять, чего этот толстячок несётся, но он успел, и мы передали, и удалось договориться с американским президентом, но никогда человечество не было столь близко к атомной катастрофе.
Причём Фидель Кастро настаивал на нанесении нами ракетно-ядерного удара по США, был готов в приступе коммунистического сумасшествия пойти на уничтожение Кубы. Слава Богу, Хрущёв на это не поддался.
Собеседник: Это нигде не экранизировано? Просто это как сценарий.
Лавров: Хорошая идея, следовало бы снять в назидание будущим президентам. А другой кризис - Берлинский, когда встали наши танки и американские на расстоянии в 70 метров Друг от друга в октябре 1961 года. Советским танкистам был отдан приказ: «Если последует хоть один выстрел со стороны американцев, то атаковать». Хорошо, что у американцев не сдали нервы, что там ни одного сумасшедшего танкиста не оказалось. И хорошо, что у нас ни у кого не сдали нервы, потому что если бы с нашей стороны кто-то выстрелил, наверное, было бы...
Собеседник: То же самое.
Лавров: Нужно было доводить до такой ситуации, что стоят в лоб советские и американские танки? Хрущёв принимал настолько рискованные решения, что мир несколько раз оказывался на грани мировой войны. Это можно в провал записать, но одновременно на американцах своя значительная, очень значительная доля вины! Они почему-то до сих пор считают, что имеют право окружать нашу страну своими многочисленными военными базами, а мы не имеем ни какого соответствующего права - политика двойных стандартов, которая может обернуться непоправимой бедой.
Собеседник: Теперь можно коснуться внутренних проблем, и прежде всего, это, конечно, гонения на Церковь.
Лавров: Думаю, что гонения на Церковь связаны с тем, что на XXII съезде коммунистической партии в 1961 году была принята новая, III программа КПСС. Согласно этой программе, в СССР к 1980 году должен быть построен коммунизм. Если коммунизм, соответственно, все атеисты, никакой Церкви - так коммунисты представляли. И стали выполнять, стали идти по этому пути, закрывать церкви, снова начались преследования верующих. Вроде бы какие-то послабления в стране, появился даже такой термин «оттепель», но оттепель не касалась Церкви.
Хрущёв закрыл половину церквей, ряд священников и монахов были арестованы, некоторых даже отправили в психушки. Имело место использование карательной медицины.
При этом не убивали, а при Сталине было очень много убитых священнослужителей, иерархов. Хотя один арестованный монах Почаевской Лавры в заключении погиб, кровь всё-таки пролилась, но это единичный случай. Этот погром, конечно, нарастал бы, если бы Хрущёв оставался у власти, но его в октябре 1964 года сняли. Пришедший ему на смену Брежнев оставил всё в таком положении, как было на момент снятия Хрущёва. То есть перестали дальше закрывать храмы, но и не открывали закрытые, не строили новые.
Собеседник: При Хрущёве духовенство приравняли в экономическом отношении к кустарям-одиночкам, которые платили налог больше 40%. К концу года представителям клира представили декларацию, что они должны исходя из этого процента заплатить совершенно непомерный налог, который больше нескольких окладов. Многие вынуждены были уйти на подработки. Один диакон богатырского сложения говорил: «Я работал грузчиком, потому что невозможно, я должен был отрабатывать этот налог, иначе это срок и тюрьма».
Лавров: Пытались задушить экономически.
Собеседник: Слежка, подслушивание - боялись каких-то сговоров. Причём сильнейшее давление оказывали именно на Православную Церковь, которая всю свою историю пестовала русское государство. В Великую Отечественную войну она сыграла позитивную роль. Сейчас мы видим, как Церковь, возвращаясь на подобающее ей место, какую позитивную роль играет в жизни государства. Если бы хватило ума и мужества у кого-то из окружения Хрущёва сказать: «Прекрати это, ты занимаешься саморазрушением», - но, к сожалению, этого не произошло.
Лавров: С критикой выступил Патриарх Алексий I. В 1960 году было Всесоюзное совещание каких-то борцов за мир, взял слово Патриарх и сказал: «Нас оскорбляют, нас притесняют, мы этого не заслужили». Это было смелое выступление, естественно, о нём ни в какой советской газете не напечатали. Тем не менее, это было.
Собеседник: Да, но, к сожалению, оказалось, что это голос вопиющего в пустыне, никто его не поддержал. Когда будущий Патриарх Алексий II - это при Хрущёве, конечно, -должен был ехать на какую-то международную конференцию за мир, он, как Таллинский архиерей, должен был подписать указ о закрытии Пюхтицкого монастыря. Он сказал, что этого не сделает. Ему сказали: «Подписывайте». - «Тогда я не поеду на эту конференцию. Что я там буду докладывать? У нас монастыри закрывают, а я буду говорить, что у нас всё хорошо? Я не поеду». Таким образом он спас Пюхтицкий монастырь.
Лавров: Всё-таки была уже другая эпоха.
Собеседник: Да, при Сталине так не поговоришь.
Лавров: Всё-таки что-то можно было.
Собеседник: Да. Если вспоминать, то, конечно, хочется вспомнить великого архимандрита ПскоВо-Печерской Лавры Алипия Воронова, который был героем войны, и он с воинской доблестью отстаивал ПскоВо-Печерский монастырь. К нему явились из Москвы, с самого верха, с требованием, чтобы он закрывал монастырь, и протянули ему указ, подписанный самим Никитой Сергеевичем. Он этот указ у них на глазах разорвал и бросил в печку. Они в ужасе отбыли. Монастырь сохранился, архимандрита не посадили. Так что действительно, другие времена наступили.
Лавров: Я сейчас вспомнил диалог Хрущёва и Андрея Вознесенского в 1963 году, как по-хамски Хрущёв вёл себя с талантливым молодым поэтом. Как грозил выбросить из страны, как возбудил зал подобострастных начальству и агрессивных коммунистов - зал ревел на бедного растерявшегося Вознесенского, который хоть как-то пытался сказать то, что думает. Малограмотный мужик Хрущёв, став во главе коммунистической партии, возомнил, что его устами глаголет истина!
Собеседник: Очень быстро, разоблачив культ личности Сталина, в меньшем, конечно, масштабе и, пусть без этой страшной жестокости, хотя какие-то элементы оставались, он ровно таким же божком себя почувствовал.
Лавров: Впал в грех гордыни, ещё
