личности, превращенные тираном в убийц, есть злодеи по своей сути,— значит не понимать человеческой природы. Все зависит от пристрастий, что господствуют в определенные моменты, и тот, кто сегодня в порыве фанатизма упивается кровью, вчера мог быть простодушным богомольцем, а завтра станет добрым гражданином, если исчезнут причины, толкавшие его на преступление. Когда в 1793 году французская нация оказалась в руках неумолимых палачей[437], более полутора миллионов французов пали жертвой кровавых преступлений, а после падения Робеспьера и прекращения террора оказалось достаточным принести в жертву вместе с ним лишь около шестидесяти знаменитых злодеев, чтобы вернуть Францию к ее обычаям миролюбия и морали; и те самые люди, что совершили столько злодеяний, стали потом полезными и нравственными гражданами. И я утверждаю, что в сторонниках Росаса, будь то даже члены Масорки, под оболочкой преступности скрываются добродетели, которые однажды должны быть поощрены. Тысячи жизней были спасены благодаря предупреждениям, которые сами члены Масорки тайно посылали жертвам, предназначенным приказом к убийству.
Помимо упомянутых общих для человеческой природы моральных качеств, известных во все времена и у всех народов, в Аргентинской Республике существуют свои основы для укрепления общественной нравственности, отсутствующие во многих странах мира. Одно из препятствий на пути к общественному покою в странах, переживающих период волнений, объясняется тем, как трудно привлечь внимание к новым задачам, которые могут помочь обществу выйти из порочного круга застойных идей. К счастью, Аргентинская Республика обладает богатствами, ждущими разработки, и перед нею стоят новые задачи, которые должны быть решены после свержения Росаса,— это объясняет, почему необходимо обеспечить покой, без которого невозможно достижение новых целей. Когда будет образованное, цивилизованное правительство, работающее в интересах нации,— сколько можно будет осуществить намерений, какое развитие промышленности начнется! Пастушеские районы займутся выращиванием мериносов, что даст миллионные прибыли и обеспечит трудом тысячи человек; провинции Сан-Хуан и Мендоса, четыре года испытывавшие недостаток в рабочих руках для сельскохозяйственных и промышленных работ, займутся разведением шелковичного червя; северные провинции богаты сахарным тростником и индиго, который растет сам по себе; оживут берега рек — по ним откроется свободное судоходство, несущее жизнь и промышленное развитие в глубинные области. При виде такого подъема кто станет думать о войне? Зачем она понадобится? Иные идеи может породить только глупое правительство, подобное нынешнему, что топчет национальные интересы и вместо работы дает людям ружья и заставляет армию воевать с Уругваем, Парагваем, Бразилией, повсюду.
Однако основное средство достижения общественного покоя и гражданского упорядочения, которым располагает на сегодняшний день Аргентинская Республика,— это привлечение европейской иммиграции; европейцы и сами по себе, вопреки отсутствию гарантий безопасности, ежедневно прибывают на берега Ла-Платы, и если бы к власти пришло правительство, способное управлять движением и размещением переселенцев, то можно было бы с их помощью не более чем за десять лет залечить все раны, нанесенные родине бандой громил от Факундо и до Росаса. Вот мои доводы. Ежегодно из Европы эмигрирует по меньшей мере полмиллиона человек — знатоки своего дела, они отправляются на поиски удачи и обосновываются там, где им дают землю. До 1840 года поток переселенцев направлялся главным образом в Северную Америку, и там, благодаря им, выросли прекрасные многонаселенные города. Мания переселения временами выражалась столь сильно, что в Германии с места снимались целые селения и отправлялись в Северную Америку вместе со своими градоправителями, священниками, школьными учителями и т. д. Но в конце концов из-за роста населения на побережье жизнь там стала столь же тяжелой, как и в Европе, и новых иммигрантов теперь здесь ожидали бедствия и нищета, известные им на родине. Начиная с 1840 года в североамериканских газетах стали печататься объявления, предупреждающие о трудностях, которые ждут переселенцев, объявления подобного же содержания американские консулы рассылают в газеты Германии, Швейцарии и Италии. В 1843 году два корабля с иммигрантами вынуждены были вернуться в Европу, а в 1844 году французское правительство отправило в Алжир двадцать одну тысячу швейцарцев, которые не смогли выехать в Северную Америку.
Поток эмигрантов, не находящих заработка на Севере, начал спускаться по побережью Америки — кто-то отправляется в Техас, кто-то — в Мексику, но нездоровый климат мексиканского побережья отпугивает людей; громадное побережье Бразилии не обещает им больших выгод по той причине, что труд негров-рабов снижает стоимость продукции. И потому переселенцы стремятся перебраться в Рио-де-ла-Плату с ее мягким климатом, плодородными почвами и изобилием средств существования. С 1836 года в Монтевидео начали прибывать тысячи иммигрантов, и, в то время как из-за зверств Росаса коренное население Республики вынуждено было бежать, Монтевидео вырос за один год и превратился в процветающий, богатый город, более красивый, чем Буэнос-Айрес, полный жизни, с бойкой торговлей. Сейчас, когда Росас, этот злой гений, взялся за Монтевидео, переселенцы устремляются в Буэнос-Айрес и занимают место исконного населения, которое по воле чудовища-тирана истощает и обрекает на гибель война — в этом году, чтобы пополнить свои поредевшие силы, он даже внес предложение в Палату представителей приняться за басков.
Итак, в тот день, когда Новое правительство обратит на общественное развитие те миллионы, что расходуются сегодня на губительную и бесцельную войну и на содержание убийц, в тот день Европа узнает, что чудовище, опустошающее сегодня Республику с воплем «Смерть чужестранцам!», уничтожено, трудолюбивая европейская иммиграция хлынет в Рио-де-ла-Плату, и Новая Власть позаботится о ее расселении по провинциям; аргентинские землеустроители определят годные для них земли и создадут планы городов и поселков, которые примут переселенцев; им будут предоставлены плодородные земли, и за десять лет по берегам аргентинских рек вырастут города, а население Республики удвоится за счет энергичных, нравственно здоровых и предприимчивых жителей. И это не пустые мечтания, это достижимо, нужна лишь другая, не такая дикая власть.
В 1835 году Северная Америка приняла пятьсот тысяч шестьсот пятьдесят переселенцев — разве есть препятствия для въезда в Аргентинскую Республику ста тысяч ежегодно, если людей перестанет пугать страшная слава Росаса? Сто тысяч переселенцев ежегодно даст нам миллион трудолюбивых европейцев за десять лет, они расселятся по всей Республике, научат нас трудиться, использовать природные богатства, и их достояние пополнит достояние всей страны. Миллион цивилизованных людей сделает невозможной гражданскую войну, ибо в меньшинстве окажутся те, кто ее желает. Шотландская колония, которую основал Ривадавиа на юге провинции Буэнос-Айрес, со всей очевидностью подтверждает это: она потерпела ущерб от войны, но не приняла в ней участия; ни один немец-гаучо также не бросил работы, своей молочной лавки или сыроварни, и не пустился в скитания по пампе.
Надеюсь, мне удалось показать, что революция
