Книга Путинбург - Дмитрий Запольский

свой город не частью огромной страны, а доминионом, для которого вся остальная империя — колония. И когда СССР пошатнулся, практически рухнула воровская система — молодые хищники отвергли закон, перейдя от классической модели крупных общаков с авторитетными ворами к несистемной конструкции мелких самоорганизующихся групп. Воровская структура требовала от каждого участника получения ярлыка на данную территорию. Хочешь воровать — воруй. Но если тебе нужна защита, то есть участие в общаке как страховой кассе на случай возможных проблем, то есть гарантия будущего грева, — иди к смотрящему, получай благословение. А смотрящий — обязательно вор в законе или исполняющий обязанности, то есть не имеет короны, не прошел процедуру инициации, но как бы имеет положение вора (положенец). А если кто-то ворует без разрешения, то его надо рассматривать как нарушителя правил, уничтожить или загнобить в тюрьме, чтобы другим было неповадно.

Питерские преступники в конце восьмидесятых столкнулись с парадоксом — воров-законников, способных понять открывшиеся возможности, просто не было. А вот «преступных кадров» было очень и очень много, как и объектов для рэкета. Вообще-то рэкет — это не совсем по воровскому закону, предусматривающему честное воровство: грабить нужно только «плохих» людей. То есть в условиях перестройки, когда предпринимательство стало официальным, появился легальный бизнес. Соответственно, возникла возможность грабить не «плохих», а вполне даже правильных с точки зрения государства людей — тех, кто стал зарабатывать деньги своим делом. В городе появились сильные бригады со своими общаками. В каждой сложилась своя элита, не признававшая воровской закон. Почему нельзя иметь имущество? Что за устарелый подход? Почему надо обязательно просидеть много лет за решеткой? Почему нельзя иметь семью? Зачем эти нелепые церемонии коронации, что за архаика? И самое главное: мы гангстеры или робин гуды? Как в Америке тридцатых годов, в России конца восьмидесятых появились гангстеры. А ведь Санкт-Петербург — примерно ровесник Соединенных Штатов и тоже возник как совершенно новое историческое явление из понаехавших. Интересный материал для философов и историков…

Гангстеры не гнушались общаться с ментами. И с КГБ. И со всеми, кто мог быть полезен. Поэтому они с радостью шли на контакт, становясь агентами. А что такого? Сдать конкурента, чужими руками расчистить территорию, выкупить своих, получить информацию. Возможности открывались колоссальные. Но страна менялась на глазах, и очень скоро оперативники из госбезопасности и МВД стали сами агентами своих подопечных. Сплав оперативных навыков и данных с возможностями преступных групп и их лидеров открывал перспективы: огромные деньги делались из воздуха. А где деньги, там и власть. Особенно если никто ни во что не верит.

В начале девяностых Санкт-Петербург был бастионом в осаде. Единственный город, в котором воры не в состоянии были решить кадровые вопросы. Но как хотели! Я видел все это своими глазами. Меня постоянно окружали люди, пытавшиеся влиять на власть. Кто-то с серьезными намерениями, кто-то для самоутверждения. В девяностом заехал иркутский вор Лев, и мгновенно сформировалась бригада отморозков: жутких, с выбитыми зубами, в трениках, засиженных и синих. Не спортсмены — откинувшийся молодняк. И сразу Лев стал искать выход на власть — депутатов и чиновников. Его шестерки рыскали по городу, пытаясь познакомиться с кем угодно из Ленсовета, из исполкома. За пару месяцев успели на Невском создать офис. Правда, странный: большая часть «сотрудников» предпочитала сидеть не за новенькими венгерскими столами с компьютерами, а у стен на корточках и лузгать семечки. Меня познакомили с ним сведущие люди — транспортники из ОБХСС, промышлявшие контрабандой антиквариата. Тебе интересно, типа, это человек, который ищет выход на Собчака, есть инвестиционные идеи. Я пообщался, послушал. Идеи были, но какие-то уж больно неоформленные.

— Вам бы найти умных ребят, чтобы реальные проекты готовили! Не пойду же я к Собчаку с вашим предложением взять миллион долларов и приватизировать танковый завод в Горелове[496].

— И зря! — сказал вор, но обещал подумать.

Через два месяца он исчез, как растворился. Пропал без вести. Отморозки быстро нашли себя у малышевских и пермских, один даже стал телохранителем Кости Могилы. Вот тот знал методы. И у него были умные молодые авторитеты с дипломами Финэка, знавшие, куда и кому нести не только деньги, но и правильно оформленные бумаги.

Власть — она как девушка. Ей надо нравиться, дарить подарки, руку подавать, говорить нежные слова. И в какой-то момент, если она не слишком идейная, то растает и отдастся. Потом может сказать, что ничего и не было, но это если ты был неучтив и неопытен. А может и привязаться и хотеть еще. Государственная власть в России, как порочная послушница из сгоревшего монастыря, после падения социализма была одержима страстью. Но не настолько, чтобы предлагать себя на дорогах: она была блядовитой, но по-прежнему в рясе. Брали все: правоохранители, судьи, депутаты, чиновники, начальники производств, партийные боссы. Кто больше, кто меньше. Когда на волне перестройки Собчак стал сначала депутатом СССР, потом председателем Ленсовета, я уже неплохо знал его окружение. Мы с женой бывали у него в гостях, Людмила Борисовна заезжала к нам на чай, чтобы поддерживать отношения, а я в ночных клубах сталкивался с юной Ксю[497] и ее компанией — милыми и талантливыми кокаинщиками-киношниками, музыкантами и прочим богемным народцем. Никто ведь ничего не стеснялся. А кого шугаться[498], все свои!

Но воры своими не были. Единственный раз, когда в город заехал Дед Хасан, его сразу задержали, обнаружив у охранника-курда пистолет ТТ и удостоверение помощника депутата Новоселова. Мне сразу позвонил замначальника РУБОПа Дима Милин: мол, подлетай на Чайковского, есть хороший сюжет для твоей программы. В кабинете сидел вор в наручниках. Я с оператором вошел с работающей камерой.

— Правда, что вы вор в законе?

— Если вы знаете, то зачем спрашиваете? — ответил Усоян и отвернулся от объектива.

Через два часа его отпустили. Я показал в своей телепрограмме Хасана, пистолет и машину с номерами блатной серии А210АА. На следующий день Новоселов, встретив меня в зале заседаний Мариинского дворца, где работало городское Заксобрание, спросил у меня:

— Ну и на хера ты это показал? Сосешь у Собчака и его пидоров, думаешь, спасибо скажут тебе? Выкинут как гондон!

Новоселов был в инвалидной коляске. В него стреляли, пробили позвоночник.

Впервые мне об истинной роли Путина сказал именно Новоселов:

— Да какой он кагэбэшник, он смотрящий за смотрящими. В том числе и за конторскими мусорами, чтобы младших пацанов не обижали.

Младшими в неформальном лексиконе Новоселова были бандиты, старшими — воры. Новоселов считал себя перевозчиком на галере, ходившей между