ПРЕДИСЛОВИЕ
Санкт-Петербург был создан Петром Первым как альтернатива сонной боярской Москве, как точка сборки новой империи, как инструмент подавления ордынского порядка. Экспериментальная территория, ядовитый гибрид Улан-Батора и Рима, Пекина и Стокгольма, возникший на шведских болотах, новый город оказался чужд остальной России своим имперским двуличием, это был город чиновников и для чиновников. Воздвигнутый на костях своих строителей, он процветал всегда за счет кочевников, бросивших свою размеренную жизнь в провинции и ринувшихся в сырой туманный город за куском хлеба. Вся история Санкт-Петербурга, его заговоры и перевороты, его строительство и быт, его искусство и трагическая сущность — это следствие родовой травмы самого города. Город, который оказался никому не нужен, который извергнул из себя бунтовщиков-декабристов, Троцкого и большевиков, преданный тираном Сталиным, не заинтересовавший даже Гитлера, подарил миру самую безнравственную модель государства — путинизм.
Именно Петр, создавая город в устье непокорной Невы, заложил в его генотипе дух протеста против российского modus vivendi, вечный бунт против старого порядка. Бессмысленный и беспощадный. Пожалуй, самый несчастный город в Европе, который морили голодом, обесчеловечивали столетиями, но так и не смогли до конца усмирить.
Едва пошатнулась имперская власть сто два года назад, как институт благородных девиц заняли безумцы с винтовками и вскоре превратили всю огромную страну в свою вотчину, распространив людоедские принципы от Балтики до Тихого океана.
Город трех революций породил еще две, о которых не пишут историки и краеведы. Четвертая революция: в начале девяностых в Санкт-Петербурге возникла новая модель экономики — гангстерское государство, при котором любая инициатива сразу же попадала под контроль бандитов и выпестовавших их кураторов в погонах специальных служб (ни один гангстер, ни одно организованное преступное сообщество не возникало и не могло возникнуть без одобрения уполномоченных на то офицеров-оперативников КГБ и его правопреемников, а также военной разведки — ГРУ).
В Санкт-Петербурге не признавали традиционный институт воров в законе. Город создал новую криминальную операционную среду, и она оказалась идеальной для российской власти, потому что не связана никакими ограничениями — моральными, идеологическими и нравственными.
Пятая революция: именно петербургская двуличность и несистемность породила следующий цикл, когда новый порядок стал стремительно распространяться на Россию в целом. Приход Путина и его насквозь криминального окружения в Кремль был предопределен. Питерские за десять лет научились управлять потоками ресурсов, открыли заново ордынский принцип власти — безнравственной и герметичной: ты покупаешь у хана ярлык на княжение и собираешь дань с подданных, вершишь суд, караешь врагов своих и ханских, назначаешь бояр и одариваешь их наделами от имени хана. Путин — порождение питерских болот, поросших багульником, он вызывает тошноту у любого человека, не привыкшего к отвратительным миазмам долины свинцовой реки Невы и ее затхлых притоков.
Невозможно не любить свою родину. Ее не выбирают; она как мать и отец. И ты носишь их гены, передаешь их последующим поколениям и всегда видишь их в себе и детях: смотри-ка, а ведь это у меня такой нос или брови, мой ребенок похож на моих предков!
Я твой сын, Петербург! Я кровь от крови и плоть от плоти этого несчастного города, проклятого во веки веков безумным создателем своим! И поэтому я честен. Мы все, дети этого города, несем в своем бессознательном тяжесть бурого гранита набережных, мы матросы Адмиралтейского кораблика, и в нашем сне простирает над нами крыла свои ангел столпа Александрийского.
Трагедия не в том, чтобы это осознать, напротив — страшно прожить жизнь и не понять этого. Путин — не тиран, не деспот, хотя в историю войдет как русский сатрап, повернувший страну от Европы к Азии, как сказочную избушку. Путин — это блеклый Акакий Акакиевич, ничтожный чиновник из проклятого города. Прости нас, Всевышний, за это! Быть петербуржцем не стыдно, но надо осознать: мы виноваты перед Россией, что подарили ей этот чудовищный мафиозный способ управления наивными людьми, не отличающими добро от зла, не осознающими свою ответственность перед человечеством.
Я написал эту книгу как сценарий. Здесь всё — мои впечатления, ощущения и переживания. Судьба была благосклонна ко мне, столкнув почти со всеми каменщиками, крепившими своей кровью и свободой нынешнюю Россию. Почти все они с берегов Невы. Я не пытался их осудить или оправдать, я просто пишу о том, что видел и вижу. Вы вправе сказать, что автор ничем не лучше своих героев. Да, в юности я мечтал жить за высокой стеной, в своем доме, свободном от негодяев, предателей и ублюдков. Но любопытство взяло верх, я пошел во власть, мне хотелось изнутри увидеть тайные пружины этого мистического механизма управления реками расплавленного золота, сметающими все на своем пути. Главный герой моей книги — не Путин и даже не путинизм, хотя мне довелось видеть его в лицо; главный герой — город.
Я люблю и презираю его. Как презираю и тех, кто не отказался от своего персонального золотого ручейка, проистекающего из бесконечного источника страданий невинных людей. Я смог. И не жалею!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БОРМАН
B половине восьмого водитель новенького «фольксвагена» с надписью на борту «Милосердие — наш долг» притормозил возле Финляндского вокзала. Он халтурил после работы, искал пассажиров. И нашел. Чувак был с дипломатом, слегка подшофе, в сером плаще и шляпе. «Куда?» — «На Гражданку[1], улица Вавиловых, 5». — «ОК, пятьдесят рублей». Сел в салон на заднее сиденье и задремал. Ехать не больше получаса, но микроавтобус новехонький, а хозяин — строгий! Сам Даниил Гранин, председатель общества «Милосердие». А автобус ему подарили немцы. Для милосердных дел. Короче, неспешно ехал водитель по разбитым улицам. Дело было весной 1992 года. Где-то возле Пискаревки[2] пассажир вдруг проснулся. Открыл дипломат, достал стечкин[3] и пальнул в потолок пару раз. Шофер — по тормозам. Чувак стоит сзади водительского сиденья и тычет дулом в затылок:
— Ты на кого, сука, работаешь?
Новенькое сиденье мокрое. Мямлит:
— На Гранина Даниила Александровича, только не убивайте!
Пассажир еще раз стреляет в крышу. Шофер еще раз писается. Пассажир аккуратно кладет на сиденье стечкин и дипломат, идет в конец салона и мирно засыпает. Шофер едет на Вавиловых, 5. Возле дома шепотом говорит:
— Приехали.
Пассажир вдруг просыпается, достает деньги, сует водителю и выходит. Тот срывается с места и несется домой к Гранину. Возле Литейного моста внезапно видит, что на сиденье лежит дипломат и стечкин. Еще раз мочит сиденье, паркуется и поднимается в
