Сквозь маленькое окошко в двери вижу, как Лю-Косячок проходит мимо, а потом возвращается и заглядывает к нам. Думаю, она не в курсе, что это и есть Энди, пусть даже я все ей про него давно рассказала, но по-любому ей явно нравится то, что она видит. Люси одобрительно кивает, а потом подносит руку с растопыренными пальцами к уху — типа, позвони мне.
Энди замечает, куда я смотрю, но прежде чем успевает последовать моему примеру, Люси уже нет.
— Так когда, думаешь, ты выйдешь отсюда? — спрашивает он.
— Это будет зависеть от того, сколько еще имейлов ты пришлешь моему психиатру, — говорю я. — На тему, насколько ты волнуешься.
— Послушай…
— Еще четыре месяца, и все будет пучком. — «Если я столько выживу. Если сумею выяснить, кто мой противник. Если у меня в башке все еще больше не перепутается, чем уже перепуталось, и я смогу либо уклониться от боя, либо одолеть». — А что? Беспокоишься, что в один прекрасный день я могу оказаться у тебя на пороге?
— Нет.
— Не волнуйся, я точно прихвачу с собой бутылку.
Энди, наверное, пытается улыбнуться, но его губы… просто кривятся.
— По-моему, я имею право знать, — говорит он. — Вот и все. В квартире по-прежнему твои вещи, естественно.
— И ты их не выбросил на помойку? Как мило.
— Серьезно, Лис…
— Нет, правда!
— Куда ты собираешься пойти?
— Это что, приглашение вернуться?
Впервые за очень долгое время возникает совсем крошечный проблеск угрызений совести при виде того, насколько ему неловко. Наверное, в голове у меня все-таки творится более серьезный кавардак, чем я думала.
— Полагаю, это наверняка будет что-то типа общаги, — говорю я. — Просто на первое время, а потом, надеюсь, горсовет подберет мне где-нибудь нормальное место для житья. С мамой и папой я уж точно больше жить не собираюсь.
— Что ж, по-моему… довольно неплохо, — произносит Энди.
— И, чтоб ты знал, я все еще надеюсь вернуться на старую работу. Так что…
Люси, должно быть, давно успела всем раззвонить, поскольку теперь уже Донна оторвалась от своего неустанного шлепанья по коридору, чтобы тоже заглянуть к нам. Словно голый череп маячит за окошком. Отмахиваюсь от нее.
— Послушай, Лис, — говорит Энди. Так я и поступаю, поскольку он произносит это так, что становится ясно: это к чему-то хорошему. — Когда все это случилось… ты гнала мне всякую пургу, помнишь? Обвиняла черт знает в чем. Утверждала, будто я замешан в том, что творилось — или что по-твоему творилось… что я всячески пытаюсь тебе как-то навредить. Типа как я часть какого-то большого заговора и все такое. А это совсем не так. Клянусь: все, что я когда-либо пытался сделать, — это помочь тебе.
Он подается ко мне и натурально заламывает руки.
— Ты ведь понимаешь это, Лис? В смысле… теперь-то ты это понимаешь, так ведь?
Ничего не отвечаю. Просто неотрывно смотрю на него, пока Энди опять не отводит взгляд.
Ему действительно нужен ответ. Ему нужен ответ, который вызовет у него облегчение, при любом раскладе. Я определенно не собираюсь доставлять ему такой радости, да и вообще не особо горю желанием рассказывать ему, что на самом деле думаю…
Пожалуй, правды он на сегодня и без того получил более чем достаточно.
— Ты уж поверь мне, Энди, — говорю я. — У меня есть куда более серьезные поводы для беспокойства в настоящий момент. Согласен?
Блин, просто не удержалась. Хотя по-любому опять ничуть не покривила душой.
Он вроде воспринял это нормально — или, по крайней мере, смирился с тем, что ничего лучшего не получит, так что следующие минут пятнадцать просто болтаем ни о чем. Энди спрашивает, как там мои мама с папой, и как дела у Софи. Как тут кормят, и подружилась ли я с кем-нибудь. Немного рассказывает про свою работу и как ему там тяжко приходится, но в ответ мне приходит в голову лишь с деланым сочувствием похныкать, как бы в шутку, причем не похоже, что от этого разговор становится хоть сколько-то менее занудным.
Жду, когда же Энди наконец начнет неловко ерзать на стуле и откашливаться. Когда решит, что его долг бывшего бойфренда исполнен. Когда он будет готов произнести что-нибудь вроде «ну, мне пора» или «ладно, счастливо оставаться». Ну вот вроде и заерзал.
— Кстати, а ты сейчас с кем-нибудь встречаешься?
— Что?
— Нашел себе кого-нибудь, когда я благополучно убралась с дороги?
Энди неопределенно гмыкает и качает головой. Не могу понять, означает ли это «нет» или же ему просто трудно поверить, что я и вправду задала ему такой вопрос. Впрочем, разница небольшая.
— Без паники, Эндрю, — говорю я. — Я просто поддерживаю беседу.
Что вовсе не так.
— Ладно.
— На самом-то деле мне насрать.
Что тоже не так.
Опять это ерзанье.
— Послушай, пожалуй, мне уже…
— Нет уж, — твердо говорю я. — Это я тут решаю, в какое время тебе уходить.
Ухитряюсь довольно похоже изобразить ту тетку из «Истэндеров»[103], которая строит мужиков и обожает резать себе руки. Закатываю рукава рубашки, чтобы этот несчастный мудила окончательно понял свою ситуацию и кто перед ним сидит. Женщина, которая победила его в борьбе за обладание кухонными ножами и разбила ему башку винной бутылкой.
— Ну… да не вопрос… — Он смотрит на часы. — Я никуда не спешу.
— Вот и отлично, — говорю я.
Вижу, как Энди украдкой бросает взгляд на дверь, словно молясь, чтобы вошел кто-нибудь из санитаров и дал ему шанс удрать. Такого не происходит, так что я просто молча сижу, наблюдая, как он корчится, и надеясь на то, что если эти дурацкие провалы в памяти никуда не денутся, то этот момент я все-таки никогда не забуду.
48
В обеденное время подкрепляюсь чипсами у себя в комнате и обдумываю свой разговор с Энди. Все еще помню все его восхитительные моменты, слава те господи. И явно не я одна размышляю об этом, поскольку ближе к ужину кумушки отделения «Флит» просто не находят себе места.
Они хотят подробностей, и подробностей сочных.
Словно мы опять школьницы, и они только что выяснили, что капитан футбольной команды щупал меня за велосипедным сараем.
