впервые ехала в зону огня, и к тому же ей было поручено сопровождать гостью из далекой дружественной страны. Хоан до сих пор удивлялась, как это ей, Хоан, решились доверить такое серьезное дело, однако чувствовала себя в новой роли как-то сразу повзрослевшей.
Она отбросила за спину длинные волосы, схваченные заколкой — зеленой бабочкой, — и, обернувшись назад, спросила, тщательно выговаривая каждое слово, — язык гостьи ей был пока непривычен, она учила его всего несколько недель:
— Вы не устали?
— Нет, нет, совсем не устала, моя маленькая подружка! — ответил высокий и чистый женский голос.
Даже в сумерках Хоан видела большие серые глаза и волнистые волосы, падавшие на белую шею.
Хоан выглянула из машины. Все вокруг: небо, поле, голые холмы — постепенно окутывал ночной туман. «Ведь она вдвое старше меня, а кажется совсем молодой, и красивая, как кинозвезда», — подумала вдруг Хоан и улыбнулась. «Маленькая подружка» — так звала ее гостья. В первый же день, когда Хоан представили ей, гостья, порывисто стиснув плечи девушки, тихонько воскликнула:
— Не знаю, как мне называть вас — моя маленькая сестренка или подружка?
В ее голосе звучали тепло и ласка, но Хоан насторожилась — может быть, гостья недовольна, ведь Хоан намного моложе ее и вдобавок так мала ростом, что даже если поднимется на цыпочки, достанет гостье только до плеча, а ей поручено охранять гостью, да еще во время поездки по самым опасным местам — у линии огня. Конечно, гостья любит эту страну и преклоняется перед ее народом, героически борющимся против империалистических агрессоров, все это так, но ведь в самой Хоан какую она может видеть опору? И Хоан стало очень тревожно.
Она знала, что гостья — поэтесса, но стихов ее никогда раньше не читала. Зато она видела, как, возвращаясь после встреч и бесед, гостья подолгу сидит одна и тихо, точно про себя, протяжно и нараспев говорит что-то. Иногда гостья читала стихи вслух, будто негромко пела, и Хоан словно наяву видела, как эти звуки проплывают среди аромата кофе и дыма сигарет, окутавших комнату. Одно только несколько удивляло Хоан: гостья была не замужем и жила вместе с матерью.
— Мама меня избаловала своими заботами, — шутила гостья.
Они часто рассказывали друг другу о жизни и обычаях своих стран, но всякий раз получалось так, что разговор сам собой возвращался к матерям. Фразы, которыми они обменивались, были предельно просты и кратки, но каждая словно сердцем чувствовала, что хочет сказать другая, и скоро они привыкли понимать друг друга с полуслова. Сейчас, в машине, обе изо всех сил боролись со сном и как могли подбадривали друг друга.
— Письмо, что вы послали на прошлой неделе, ваша мама, наверное, уже получила, — Хоан снова повернулась назад.
Гостья улыбнулась, и голос ее зазвенел:
— Да, наверное, может быть, даже вчера, как раз тогда, когда твоя мама увидела тебя!
Хоан счастливо рассмеялась. Перед тем как отправиться в дорогу, она получила разрешение провести день у матери. Утрамбованная тропинка перед домом еще хранила следы метлы. По обе стороны росли кусты роз, показавшиеся Хоан сейчас такими дорогими, ведь раньше не было дня, чтобы она не окапывала и не поливала их. Ближе всех росли несколько кустиков карминно-пунцовых роз, потом шли коричные, с мелкими цветами, прячущимися под колючими ветками, и очень нежными бутонами, торчащими вверх, и за ними кусты бархатных роз с капельками росы на лепестках, с еще неяркими цветами, потому что пора их цветения наступила совсем недавно. Она едва сделала несколько шагов по тропинке, окаймленной розами, и ее охватило чувство необычайной свежести, ощущение полноты жизни, захотелось петь, ее переполняла радость от того, что сейчас она увидит мать.
— Какое это счастье для матери! Наверное, весь вчерашний день твоя мама ни на шаг от тебя не отходила? — ласково спросила гостья.
И Хоан улыбнулась, вспоминая о том, что было вчера. Как жаль, что она знает слишком мало слов для того, чтобы подробно рассказать гостье о маме и ее новом увлечении. Вчера Хоан, дойдя до конца тропинки с розами, готова была уже крикнуть: «Мама, твоя «щенуля» вернулась, мамочка!..» как вдруг увидела круглый толстый замок, который, совсем как живой паук, плотно сидел на створках плетеной бамбуковой двери. Прибежала соседка, посетовала:
— Твоя мама ушла рано поутру, понесла полную корзину цветов да еще штук двадцать саженцев… Я ее спросила, что так рано, а она говорит — ночь, мол, холодная была, до утра глаз не сомкнула, все дочку вспоминала, вот и поднялась чуть свет, да сразу к этим парням…
— К каким парням!
— К зенитчикам, к каким же еще! Слушай, правду говорят, что ты служишь в частях охраны?
— Да, — кивнула Хоан, — правда…
— А тут дня не проходит, чтобы мама тебя не вспомнила. Уж так она за тебя боится… У них, говорит, очень трудно, хочу обязательно сама поехать дочку проведать, посмотреть, как и что, может, тогда успокоюсь, — соседка улыбнулась.
— Вот еще привычку взяла — что ни день к зенитчикам бежит. Как-то раз, помню, такая жарища была, а она идет — на голове полнехонька корзина и на плечах связка сахарного тростника. Я предложила ей помочь. Пришли мы на батарею, а она смеется, говорит командиру: «Принимайте гостинцы — посохи да гранаты!» Корзина-то листьями была прикрыта, я подняла их — а там слив доверху насыпано, да каких сочных. Ребята-то обрадовались, столько шуму было!
Она замолчала на секунду и с увлечением продолжала:
— В кооперативе все работы уже закончены, мама твоя не знает, что ты ее ждешь, так что может весь день проходить, небось все батареи обойдет, глядишь, к вечеру, а может, только к ночи вернется. Как-то тут сильные ветры задули, а ей все нипочем, сколько верст пешком, бывало, делала, чтоб зенитчикам что-нибудь отнести — розы или перец, а то и зубочистки… Скоро ведь холода, вот она им запасы-то и носит. Ой, господи, а уж как начнет зубочистки делать, так день-деньской сидит, и бамбук расщепляет, и строгает их ножом, чтоб поглаже были. Даже на собрании сидит слушает, а сама строгает зубочистки, да что там на собрании — во время тревоги в убежище спустится и там работает. Уж так хлопочет, так хлопочет. Перец вот мало того, что свежий носила, еще и насушила, да на днях попросила здешних ребятишек, чтобы склеили ей коробочки — послала зубочистки и сушеный перец на самый остров Трав, пограничникам, значит… Послушай, Хоан, — соседка уже была в своем дворе и на секунду задержалась. — Если к обеду она не вернется, приходи обедать ко мне, слышишь? Или пойдешь прямо сейчас к
