Из хижины доносилось монотонное бормотание и странные звуки, словно кто-то громко, в голос, выдыхал. Потом все стихло, и вдруг властный голос Духа Смерти скомандовал:
— Открой глаза!
В ночной тишине слова эти прозвучали так жутко, что у Иштвана мурашки пошли по спине. Между тем колдун продолжал:
— Встань!
В хижине послышалась какая-то возня, а потом тот же голос приказал:
— Иди!
Звук тихих, неуверенных шагов, полог над входом откинула чья-то рука, и из хижины вышел Чунчу Пума. Увидев его, Иштван задохнулся и без чувств рухнул на землю.
Он не знал, сколько пролежал без сознания. Когда он очнулся, вокруг стояла тишина. Факелы перед домом все еще горели, но ни колдуна, ни призраков видно не было. Иштван отполз к частоколу и задумался.
«Пора выбираться из этого ада. Но как я пойду в одиночку через джунгли? Мне и дороги-то не найти».
Поразмыслив, он решил остаться здесь до восхода. Было бы здорово обыскать тут все, но ни сил, ни мужества на это уже не осталось.
Лишь только небо начало сереть, Иштван скользнул через калитку в джунгли. Отойдя на несколько шагов, чтобы его нельзя было увидеть от дома, он остановился и, привалившись а стволу пальмы, стал ждать. Лишайник, покрывавший ствол, был мягче подушки, и священник с удовольствием пристроил на него голову.
Вскоре рассвело настолько, что Иштван уже без труда видел тропу. Собрав последние силы, он побежал в сторону селения.
* * *
Инки вставали рано. Не найдя Иштвана, они переполошились. Когда он, полумертвый от усталости и пережитого ужаса, доплелся до ворот, его встретили радостным гвалтом. Сампа Анка подхватил его под мышки и помог добраться до хижины.
— Что с тобой случилось, белый брат? — непрерывно спрашивал он. — Где ты был?
— Прости, Анка, — прошептал Иштван, опускаясь на лежанку. — Все расскажу, но сейчас нет сил.
Он проспал почти сутки и проснулся бодрым, совершенно оправившимся от ночного потрясения. С трудом дождавшись утра, Иштван отправился к Апу Уме и поведал обо всем, что ему пришлось пережить.
Сампа Анка, молча сидевший рядом, в ужасе таращился на священника, а вождь мрачно качал головой.
— Ты нарушил мой запрет, Амаута, — сказал он, когда Иштван закончил рассказ.
— Прости, Великий Вождь, но я не мог равнодушно смотреть, как умирают твои люди.
— Я понимаю, тебя направило доброе и храброе сердце. Но чего ты достиг?
— Ты говорил, Апу Ума, что колдун лишь указывает на тех, кого призывает Супай. Но теперь мы знаем, что он забирает тела, и призраки служат ему. Значит, и убивает индейцев тоже он.
— Нет, белый брат. Ты лишь узнал, что Дух Смерти умеет воскрешать мертвых, но я и сам об этом догадывался.
— Как? — поразился Иштван.
— Да. По-другому мой разум не может этого объяснить.
— Ты очень умен, Апу Ума. Что ж, тем легче будет придумать, что нам делать.
Вождь усмехнулся.
— Ничего. Мы не можем бороться с тем, кто умеет воскрешать мертвых и повелевает ими.
Иштван опустил голову. В самом деле, как победить того, кто победил смерть? Но все в нем протестовало против бездействия. Он мрачно взглянул на вождя.
— А если в следующее Грозное полнолуние он укажет на твоего сына?
Апу Ума вздрогнул, но промолчал.
— Отец? — тихо прошептал Сампа Анка.
Вождь посмотрел на Иштвана и, тяжело вздохнув, сказал:
— Делай, что считаешь нужным, Амаута. Однажды ты уже спас моего мальчика, надеюсь, тебе удастся это снова. Но, прошу тебя, постарайся, чтобы гнев колдуна не обратился против нас.
Иштван кивнул и торжественно произнес:
— Обещаю.
— Что ты будешь делать, брат? — спросил Сампа Анка.
— Возьму оружие и для начала еще раз схожу к дому Айа Найи.
— Но то место проклято, — возразил юноша.
— Со мной же ничего не случилось.
— Что ж, тогда я пойду с тобой.
Оба вопросительно взглянули на вождя, тот молча кивнул.
Позавтракав, Иштван с Анкой взяли по ружью, набили пороховницы и отправились к дому колдуна. Солнце ярко светило, было жарко и душно. Над ними вились тучи насекомых, наполняя воздух постоянным гулом.
Джунгли с двух сторон подступали к узкой тропинке. Папоротники и тянущиеся от дерева к дереву лианы не позволяли сделать и нескольких шагов вглубь сельвы. На пальмах и гевеях с поросшими лишайником стволами сидели разноцветные попугаи и туканы, с ветки на ветку прыгали обезьяны, в чаще мелькали яркие бабочки и жуки.
Друзья шли, обливая потом и держа наготове ружья, готовые к любым неожиданностям.
Поравнявшись с камнем, о который ночью споткнулся Иштван, Сампа Анка прошептал:
— Здесь начинается проклятое место.
— Наплевать, — злобно процедил священник. Страх его уступил место мрачной решимости.
Не дойдя нескольких шагов до поляны, они сошли с тропы и скрылись в тени деревьев. Осторожно выглянули — дом был виден как на ладони.
Позади хижин маячили индейцы. Их было человек десять и, судя по движениям, они сажали семена. Перед домом на куче соломы лежала Чулла, рядом стоял колдун. Сейчас, без краски на теле, он походил на обычного негра с судна капитана Гомеша.
Поднятые ноги женщины лежали на плечах Айа Найи. Иштван было подумал, что колдун насилует Чуллу, но потом понял: она рожает. Дух Смерти что-то отрывисто говорил, а она лежала, устремив равнодушный взор в небо. В этой вроде бы мирной картине было что-то столь жуткое — может быть, этот невидящий взгляд? — что Иштван с трудом подавил желание сбежать. Он мельком взглянул на Сампа Анку — у того из глаз катились слезы.
Неожиданно тишину разорвал детский плач. Чулла попыталась встать, а колдун, не обращая больше на нее внимания, направился к калитке. В руках он держал орущего малыша, почти такого же черного, как и он сам. Не дойдя нескольких шагов до частокола, Айа Найа свернул к большому глиняному чану, наполненному водой, и опустил туда кроху. Тот закричал еще сильнее, а Иштван испугался, что сейчас колдун утопит ребенка. Но нет, тот старательно обмыл кожу младенца от крови и слизи, вытащил из чана и… впился зубами в его животик. Тот завизжал, но очень скоро затих. Дух Смерти, чавкая и отплевываясь, поедал малыша, словно жаркое. А Тутаманта Чулла наконец поднялась и неторопливо направилась в дом.
Иштван зажал рот руками, пытаясь сдержать рвоту. Зажмурился изо всех сил и постарался представить какую-нибудь картинку — что угодно, лишь бы не видеть этого кошмара!
Между тем колдун покончил с трапезой и крикнул:
