Поединок
Вытоптанный снег. Круг мечей, воткнутых в снег. От меча к мечу веревка. Так выглядел Железный Круг Дракана и Нико. Нико поднял щит с гербом Ворона-Равна. Я поймал его синий взгляд. В нем была решимость, и все же смертной ярости в нем не было. Даже теперь он не был рад происходящему.
Астор Скайа предложил ему свою кольчугу, но Нико поблагодарил его и отказался.
— Если ты не привычен к тяжести, — молвил он, — то от кольчуги больше вреда, чем пользы.
Так что вместо кольчуги Астора на груди Нико была старая кожаная броня рода Скайа. Меч Каллана. Чужой шлем. Единственное, что было его собственным, — это щит, что сработал для него Тано, новый друг Дины.
— Сделай это теперь же, Нико! — бормотал я. — Соберись с силами!
Однако иметь мужество войти в Круг — это еще не все, необходимо также мужество, чтобы сражаться!
— Вид у него не для боя, — сказал Каллан. — Если б он верил в победу, он бы должен выглядеть иначе.
Дракан, похоже, уловил настроение Нико. Откинув голову назад, он засмеялся.
— Бедный малыш Нико! — глухо произнес он. — Лучше было бы тебе сидеть и писать цифры на аспидной доске!
С этими словами он кинулся вперед, да так стремительно, что в толпе зрителей пробежал шум, а Дракан попытался рубануть Нико по ногам. Нико отскочил в сторону.
— Он хотя бы хорошо прыгает, — пробормотал Ивайн.
Но я знал, что этого недостаточно.
Когда я услышал о поединке, я сидел на каком-то сундуке в крепостном дворе и в первый раз за много месяцев вновь ощущал себя самим собой. Лихорадка исчезла. И тот сон, что охватил нас всех той ночью… он затронул меня куда меньше, чем остальных. Случилось ли это из-за того, что я был сыном своей матери и всю жизнь прожил бок о бок с силами Пробуждающей Совесть? Быть может. Но я думал, что тут было нечто большее.
— Вид у тебя куда лучше, — сказала Роза. — Тебя больше не лихорадит?
— Нет!
Она слегка покосилась на меня:
— Найдется ли на этом сундуке место еще для одной?
Я удивленно поглядел на нее. Потом подвинулся.
— Пожалуйста!
— Я слышала, будто… Правда ли, что Дракан заставил тебя пить драконью кровь? Для того чтобы ты делал, что хочет он.
— Да, это так. Во всяком случае, в самый первый раз. Но потом-то никто не принуждал меня…
— Ты больше не станешь этого делать, верно?
— Дракон мертв, так что… нет!
Но даже если б этого не было, в голове моей больше никаких голосов Шептунов не слышалось. И внезапно понял, почему я чувствовал себя куда лучше.
На свете было так много людей, страшившихся моей матери и сестры, — теперь больше, чем когда-либо. Но когда ты хоть раз побывал в когтях Наставника, когда ты хоть раз побывал в Зале Шептунов, то знаешь, как велика разница. Ведь мои мать и сестра невероятно умелы в пробуждении людской совести. Однако они не пытались принудить тех же людей ненавидеть самих себя. Они не пытались сокрушить их. Они хотели лишь, чтобы те вспомнили и признались в том, что они сотворили, а потом, в другой раз сделали бы другой выбор.
Моя мать не была каким-то там Наставником, — напротив, я думаю, что сон, который мне приснился, заткнул в конце концов рот Шептунам и их неумолимым уверениям, будто все, что бы я ни делал, было плохо и нельзя заслужить прощения. Наверняка я совершал в своей жизни глупые и несправедливые поступки, но мне не было нужды ненавидеть самого себя. Нужно было только учиться на своих ошибках и пытаться в другой раз поступать лучше.
— Почему ты улыбаешься? — спросила Роза.
Я задумался. А потом сказал:
— Ты помнишь, как Киллиан вправлял мне лодыжку?
Она вздрогнула:
— Еще бы не помнить! Это было ужасно!
— Ну да, когда он вправлял… Потом-то я почувствовал настоящее облегчение — впервые за долгое время. Вот такое же ощущение теперь и в моей голове. Словно что-то там было вывихнуто, а сегодня вправлено куда надо.
Она уставилась на меня:
— Ты не в своем уме!
— Ну да!
— И прекрати соглашаться со мной!
— Тебе что, нравится со мной ругаться?
— Да!
Глаза ее так чертовски сверкали, что я набрался смелости и сказал:
— И вправду!
Я слегка прижался к ней. Взбесится ли она, коли я попытаюсь поцеловать ее? Можно ли вообще целовать свою названную сестру? Ну, если сильно хочется?
И тут вдруг появился Ивайн, нет, примчался прямо на двор крепости.
— Где Каллан?
— Там, в лазарете.
— Он встает?
— Понемножку! А зачем это?
— Он, Равн, вызвал Дракана на поединок. В Железном Кругу. И почему-то Никодемус желает просить Каллана о прощении. За… за все и на всякий случай уверенности ради.
Было так, что больше всего нападал Дракан. Ударом за удар гонял он Нико по всему Кругу, меж тем как Нико отвечал, отражая удары мечом, либо подставляя щит, либо увертываясь и отступая в последний миг в сторону. Он был быстр, и это на какое-то время могло сохранить ему жизнь. Но если он не начнет нападать сам…
Высоко-высоко над выступом скалы небо было грозово-серым, будто сланец. Однако временами все же у края туч мелькал луч солнца. Снег, мечи и щит Нико искрились. Вдруг по другую сторону Круга я увидел Кармиан. Ее лицо ничего не выражало, но вокруг нее было как-то пустовато, словно народ даже в такой давке хорошо понимал, что нельзя подходить к ней ближе.
Уда-а-а-р! Меч о меч! Нико отразил выпад Дракана и быстро увернулся. Вот тут он сделал свой выпад, да так, что чуть не задел незащищенную ногу Дракана. Тот едва успел отразить удар. Это был первый промах Дракана. Но затем он отпрыгнул назад и снова был готов к бою.
— Вот как! — лишь чуточку задыхаясь, произнес он. — У малышки-мышки и вправду имеются зубки — она желает поиграть в кошки-мышки!
