Гаммеру, а это просто смешно – мы его не удержим и полетим на дно вместе с ним. Гаммер заметил, что гораздо хуже будет тайник в воде, под причалом. Ну, причала у маяка не сохранилось, однако две косы из валунов огораживали перед ним подобие бухточки – на валунах сидели беспокойные бакланы, – и Гаммер вызвался добровольцем на случай, если придётся нырять в эту бухточку, потому что он хорошо плавал и вообще такое приключение ему было больше по вкусу, чем спуск в тесный колодец.
Мы продолжали шутить о тайниках на верхушке навигационной мачты и под корнями деревьев, когда к нам вернулась Тамара Кузьминична. Она достучалась до кого-то в колхозе и выяснила, что Николай сидит у них и пьёт чай. Тамара Кузьминична страшно возмутилась, а я понадеялась, что Николай и завтра будет так же небрежно стеречь доверенный ему маяк.
Николай появился вслед за Тамарой Кузьминичной. Невысокий, крепко сбитый, в камуфляжной куртке и чёрных брюках, он вяло извинился перед нами, открыл ворота первой и второй изгороди, запустил нас внутрь и с ходу начал рассказывать историю маяка. Тамара Кузьминична слушала внимательно, не желая упустить ни слова – каждое из них было заранее оплачено! – и наверняка готовясь под конец помучить Николая вопросами. Рассказчик из него получился скучноватый, однако он заучил куски текста и выдавал их во вполне логичной последовательности. Как я поняла, экскурсионную работу Николаю доверили на время, пока музей не восстановит маяк целиком и не подыщет кого-то получше.
Николай прошёлся вдоль изгороди с колючей проволокой, остановился у беседки и заверил Тамару Кузьминичну, что Куршский залив «богат разнообразной водной растительностью», а в прежние века плавать по нему считалось «чрезвычайно опасным делом» из-за непредсказуемых мелей и безобразничавших в заливе пиратов. Затем Николай сказал, что музей планирует устроить в местной бухточке «яхтенную марину для маломерных судов», заодно оборудовать «образовательную морскую базу». Упомянул про долгие годы запустения, поругал злодеев вандалов, и мне стало смешно от мысли, что сам же Николай мог быть одним из тех, кто в прежние годы спилил тут решётки на металлолом. До того как маяк перешёл к Музею Мирового океана, в администрации Полесского района подумывали открыть в его стенах гостиницу. Теперь же маяк включили в реестр памятников федерального значения и никакой гостиницы не предвиделось, зато предвиделся музей народного судостроения и рыболовства. Николай и дальше говорил в таком духе, а я с улыбкой поглядывала на бакланов. Они забавно подставляли ветру крылья и наслаждались солнышком, хотя на них то и дело попадали брызги от разбивавшихся о камни волн.
Я напомнила себе, зачем мы сюда приехали, и на птиц больше не смотрела, охранника толком не слушала – высматривала места для укрытия. Настя, Гаммер и Глеб занимались тем же. К счастью, Тамара Кузьминична не отступала от Николая, и он не слишком интересовался, где мы ходим. В конце концов, мы были обычными школьниками, и наша рассеянность не показалась ему подозрительной.
Мы с Гаммером обогнули дом маячника и обнаружили на голой кирпичной стене остатки утеплителя – из-под слоя почерневшей штукатурки свешивался спрессованный камыш. Судя по воткнутым в землю лопатам, поставленным на дыбы тачкам, всяким шпателям и совочкам, восстановление маяка шло довольно бойко. Нам повезло приехать на майские праздники, иначе пробраться сюда незамеченными было бы невозможно. Строителям ещё предстояло много работы, однако на доме маячника уже висели информационные и рекламные плакаты – музей подготовился к первым туристам. Покончив со вступительной частью экскурсии, Николай отпер дверь и запустил нас внутрь.
На улице я принюхалась к духам Тамары Кузьминичны и совсем про них забыла. Когда же мы зашли в помещение, пусть бы и продуваемое через оконные проёмы, их аромат вновь показался нестерпимо густым, а камуфляжная куртка Николая вдруг отчётливо запахла рыбой. В самом помещении пахло влагой и кирпичной крошкой. Настя украдкой зажала нос. Я толкнула её в бок и заметила, как Гаммер делает нам предостерегающие знаки. Мы с Настей кивнули: «Да-да, не привлекать внимания».
Перегородка, прежде делившая жилое помещение на две части, оставалась едва намеченной, оконные проёмы предстояло укрепить, а в наспех заложенной пробоине – восстановить полноценную кладку, но в целом тут было чисто. Дальняя стена и вовсе стояла новенькая, крепенькая, краснокирпичная. Я предположила, что со временем весь сдвоенный дом маячника станет таким, если его не покроют штукатуркой. Из жилого помещения можно было попасть прямиком в хозяйственное. Более того, ещё один дверной проём выводил в коротенькую перемычку – этакий предбанник, соединявший дом с башней. Удобно: в непогоду маячник не выглядывал на улицу и весь день оставался под крышей! Получился комплекс из трёх зданий, одновременно независимых и объединённых.
Ни пола, ни потолка в доме не было. Глеб изучал протянутые над нами балки, высматривал тёмные уголки двускатной крыши. Гаммер носком ботинка подковыривал утрамбованную землю. Настя заглянула в хозяйственное помещение, а я крутила головой в надежде подметить нечто вроде пятна сырости, похожего на чернильное пятно в «Оцеоле», или нарисованного маркером египетского стервятника – гадала, какая из оставшихся подсказок Смирнова встанет в незаконченную цепочку «штемпель Заливина, брошюра с маяком». Я бы предпочла, чтобы тут отыскались книжный шкаф с вымышленными книгами из «Рассказов» Честертона и спрятанный за ним проход в потайную комнату. Только вот ни шкафов, ни потайных комнат тут явно не было.
Николай рассказал нам о «Клубе друзей маяка», предложил сделать пожертвование и стать его членами, затем повёл нас к башне, и на подходе к ней меня ждало главное разочарование. В предбаннике открывалось сразу три дверных проёма. Один вёл в дом маячника, второй – на берег Куршского залива, третий – в основание башни. Первые два пустовали, а в третьем стояла запертая на ключ деревянная дверь. Когда Николай отпер её, я совсем загрустила. За ней была решётчатая дверь с навесным замком. Я поняла, что в башню мы не заберёмся, если не задумаем штурмовать её снаружи.
– Какая высота у башни? – спросила я.
– Пятнадцать метров, – ответил возившийся с ключами Николай.
Он добавил, что сам двухсекторный огонь держится на высоте четырнадцати метров. Красный сектор светил на семь миль, белый светил на двенадцать, и… Я не слушала Николая. Судорожно подсчитывала в уме, сколько же тут обычных этажей. Насчитала пять. Пять этажей! О том, чтобы лезть на башню снаружи, не могло быть и речи. Я решила, что не позволю Гаммеру или Насте даже приблизиться к ней, потому что карабкаться по её скруглённым стенам – самоубийство. Нет, нам
