куда им деваться, озирались тревожно и дрожали на ветру. Хитринке отчего-то стало жаль их.
Впереди показалась ажурная вышка, тёмная, неясно ещё, из чего сплетённая, из дерева или металла. Рядом с ней вырисовывались очертания крыш.
— Шахты, — пояснил Карл. — Это заброшенные.
Они пролетели мимо дома с выбитыми окнами и провалившейся крышей, миновали заржавленные постройки: какие-то столбы, баки. Мелькнул открытый в земле вход, который подпирали брусья. Холм будто раскрыл пасть, откуда наружу тянулся язык рельсовой колеи, присыпанный землёй. Дальше опять пошли скелеты не то домов, не то вагончиков, на которых кое-где ещё удерживалась покорёженная ржавая шкура.
— Скоро будем у других, — донеслись слова Карла, почти заглушённые рёвом мотора. — Наверное, там она.
Машина взобралась на пологий холм и остановилась, не доезжая до вершины. Волк, услышав это, тоже замер, оглядываясь. Его всё ещё тянуло вперёд.
— Дальше так, — сказал Карл. — Я с Верным разведаю, сюда нам или нет. Если он поведёт мимо этого посёлка, вернусь, поедем. Сразу всей компанией да с шумом лезть туда не будем. Если Каверза здесь, погляжу, как её вытащить. Теперь слушайте сюда: если заметите, что там, внизу, началась заварушка, а я к вам возвращаться не спешу, или того хуже, кто незнакомый пойдёт в вашу сторону, разворачивайтесь и прочь, ясно? Вот этот рычаг, затем педаль… Парень, сюда смотри! Запомнил?
— Рычаг, потом педаль, — повторил Прохвост.
— Тормоз — вот это. Ускорение вот тут, на ручке. То и другое жать плавно, не дыша, как будто тянешь кошелёк из чужого кармана, понял?
— Никогда таким не занимался, — хмуро ответил Прохвост.
— Так напряги воображение. Тут ещё с непривычки равновесие можешь не удержать, если не получится, просто всё бросайте да бегите. И если я вляпаюсь, не вздумайте лезть за мной. Попытайтесь где-то пересидеть, ждите людей Эдгарда, они о вас позаботятся, если найдут. На холме сейчас не маячьте, один кто-то пусть наблюдает, остальные — подальше. Ну, удачи мне.
Карл повесил ружьё за плечо и зашагал, не оборачиваясь, вниз, следом за волком. Только ворона ссадил и оставил на холме. Тот не выглядел довольным, но послушался.
Прохвост остался наблюдать. Он сообщил, что Карл дошёл до посёлка, а затем потерял его из виду.
Ожидание было мучительным, но Хитринка и не предполагала, каким оно окажется долгим. Солнце встало над головой, затем затянулось пеленой облаков. Немилосердно терзал пустой живот. Ворон клевал мешок с углём и проделал дыру.
Заскучавшая Марта ныла, затем уснула, проснулась, вновь принялась жаловаться на скуку. Прохвост лежал на животе, не сводя глаз с посёлка, лишь иногда отходил размяться. Он видел движение внизу, но никакой паники.
— Куда мог провалиться проклятый Карл? — в который раз спросила Марта. — А вдруг он там наелся да уснул? И забыл о нас.
— Не мог забыть, — отрезала Хитринка. — Лучше попробуй ещё поспать, а то неясно, будет ли позже время на это.
Между тем становилось всё холоднее. Вечерний мрак обступал и этот холм, и посёлок под холмом. Кое-где уже зажглись огни. И крепло понимание, что что-то пошло не так, но в том они и сами себе боялись признаться.
Глава 33. Прошлое. О рисунке, подделанной записи и о беседах со старыми друзьями
За окном темнело, когда Грета спустилась по лестнице, кутаясь в одеяло.
— Что делаешь? — сонно спросила она и закашлялась — недавняя простуда ещё давала о себе знать.
— Да вот, выгадываю себе ещё сколько-то дней жизни, — сосредоточенно произнёс хвостатый.
На небольшом листе бумаги — простом, а не таком, который мастера используют для чертежей — он нарисовал стеклянную колбу с медным низом. Ту самую, из видения, показанного пернатым. Время от времени Ковар прикрывал глаза, стараясь точнее припомнить детали. Крышка? Вроде она выглядела вот так, с барашком сбоку. Ещё были трубки. Две, три? Кажется, всё-таки три.
— Чем я могу помочь? — спросила Грета, подсаживаясь к столу.
— Ты отдыхай, — улыбнулся ей хвостатый. — Не хватало ещё, чтобы опять разболелась. Я сам.
— Не спится мне. Уснёшь тут, когда отец… Мне хотя бы будет дозволено проводить его в последний путь, или и попрощаться не дадут? — горько спросила девушка.
— Не знаю, — вздохнул Ковар. — Если вправду хочешь занять себя делом, завари, пожалуйста, чаю, да покрепче. Не для питья, бумагу состарить. А ещё, может, помнишь, когда мы с мастером делали портсигар, ну, такой, с дамой? В прошлом году или годом раньше?
— В прошлом, — припомнила Грета. — Незадолго до того, как я поступила помощницей в лавку. Я запомнила заказчика, потому что встретила его одним из первых на работе, он грубо обошёлся с моей напарницей. Руки распустил, получил пощёчину, и бедняжку Розмари выставили в тот же день. Эрма заявила, что с клиентами недопустимо так обращаться, хоть бы что они ни творили.
— И ты тоже терпела такое обращение? — помрачнел хвостатый.
— Что ты, — покачала головой Грета. — Я же не из бедной семьи, так что ушла бы при первом подобном случае. Отец и не хотел, чтобы я шла в лавку. Говорил, вот выйду замуж, к чему мне… Бедный, глупый отец…
Ковар бросил работу, придвинул свой стул поближе. Поправил одеяло, сползшее с хрупких плеч, обнял дочь мастера.
— Мне тоже его не хватает, очень не хватает, — признался он. — Твой отец был хорошим человеком, лучшим, которого я знал. Столько сделал для меня… и мы помирились, знаешь. А потом… а потом я не смог ему помочь…
— Хороший мой, я не знаю, в чём было дело — нет, если не готов, не рассказывай. Но против правителя ты был бессилен, — сказала ему Грета сквозь слёзы. — Это не то, с чем можно бороться.
— И всё-таки я борюсь, — упрямо сказал хвостатый. — Наврал ему с три короба, и он пока мне верит. Вот только Эдгард куда-то запропастился некстати. Боюсь, без него мне долго не продержаться.
— Если я его увижу, тотчас пошлю к тебе, — пообещала Грета. — Он ведь сумеет тебя найти?
— Сумеет, он часто к нам заглядывал.
Дочь мастера утёрла лицо и поднялась, чтобы заварить чай. И пока она занималась этим делом, Ковар незаметно ей всё и выложил — об Альседо, о его нерождённой дочери, о том, что запаял два семечка таинственной лозы в механическое сердце, да одно оставшееся запрятал в волка. Рассказал, где провёл месяцы лета.
— Я боюсь, что Эдгард решился на какой-то рискованный поступок, — сознался под конец хвостатый. — Уж очень странно он себя вёл в те последние дни, когда я видел его. Только бы он был жив.
— Будем надеяться, что это
